Роковой сон Спящей красавицы

По обочинам улиц росли и без того внушительные сугробы, а на проезжей части, под колесами проезжающих автомобилей, пушистая белая перина мгновенно превращалась в грязное мокрое месиво.

Подмосковье – не Москва, со снегоуборочной техникой знакомо лишь понаслышке.

Серебристый «Мерседес», не успев выехать из ворот ближней к лесу дачи по улице Москвина, забуксовал на повороте.

– Че ж резину-то не сменил? – бросил на ходу парень, случайно оказавшийся рядом. Он и помог вытолкать машину из сугроба.

Пару минут спустя, взметая колесами снежную жижу, «Мерседес» укатил, а парень, проводив его взглядом, быстро свернул за угол.

Там у обочины с работающим двигателем стояла видавшая виды «Нива», из окна которой высунулась голова в вязаной шапке-менингитке:

– Ну, и че там, Санек?

– Дело – дрянь. В машине, кроме водителя, никого, – не садясь в салон, ответил Санек, вопросительно посмотрев на напарника.

– Уверен?

– А то! Ну и какие наши действия?

– Сейчас выясним, – отозвался напарник и тотчас набрал кому-то по мобильному. Разговор длился не более минуты, повесив трубку, он помрачнел, выругался и вылез из машины: – Так! Ты, Сань, чеши за «мерсом». Дорога тут одна, никуда он не денется.

– А ты, Ген?

– А мне по ходу придется здесь… Мелузов приказал действовать по обстановке. Злой как черт. Все, Санек, шуруй! Не тяни резину.

* * *

Прорезающая насквозь поселки Валентиновка и Загорянка улица Котовского, тесная двухрядка, с латаным-перелатаным дорожным покрытием, перед выездом на Щелковское шоссе лихо петляет между старыми участками. Всюду на поворотах – знаки ограничения скорости, вплоть до 30 км/ч. Обычно движение по Котовского оживленное, но в субботу вечером, да еще в такой снегопад, улица была почти пустой.

– Как назло, трасса голая, даже спрятаться не за кого, – подумал про себя Санек, точнее, Александр Загребаев.

Водителем Загребаев был виртуозным, настоящим асом, но в службе наружного наблюдения работал недавно и в одиночку на маршрут еще не выходил.

Приметив впереди на дороге серебристый «мерин», который тащился как черепаха, Загребаев, чуть тронув педаль тормоза, осторожно сбросил скорость и, держа объект на безопасной дистанции, «встал на курс», а уж затем связался по рации со старшим – доложился. Короче, сделал все так, как делал Гена Кузьмичев, его напарник.

Беда была в том, что видимость в условиях снегопада сократилась до 50 метров. Плюс дорога незнакомая. Вправо и влево убегали узкие, плохо освещенные дачные проулки.

– Так и объект потерять недолго, – забеспокоился Загребаев и решил подобраться к нему ближе.

Тут-то его и заметил водитель «мерса», вычислил, занервничал и резко поддал газу.

– Это ты зря, мужик… – покачал головой Санек. В свете фар сквозь снежные вихри он видел, как мотыляет по дороге набиравшую скорость машину. – Эй, чудило, кто ж так водит! Держись правей! – в сердцах закричал Загребаев, когда на обочине вырос предупреждающий знак «Крутой поворот».

Но водитель «Мерседеса» знака не заметил и, когда дорога резко вильнула влево, со всей силы нажал на тормоза. В поворот машина не вошла и потеряла управление. Санек выругался, инстинктивно вывернул руль вправо к обочине и через секунду воткнулся в сугроб. Взметнулся снежный фонтан и, облепив лобовое стекло, полностью лишил Загребаева обзора.

Он уже не увидел, как «мерин» закрутило на дороге, как он пошел юзом и вылетел на встречку. Не видел Санек и того, как через мгновение из-за поворота вынырнул груженый «бычок» и на полном ходу подмял под себя неуправляемый серебристый седан.

Удар пришелся на левую дверь, не оставляя водителю шансов выжить.

34. Секреты, которые никогда не умирают

Настоящее горе уродливо; задача актера представить его не только правдиво, но и красиво.

Сомерсет Моэм. Театр (Джулия Ламберт)

По дороге в Валентиновку Ульянов сходил с ума от неизвестности и гнал машину как бешеный. Выжимая педаль газа, он то клял себя последними словами, то молился, повторяя непонятно откуда пришедшие слова:

– Господи, спаси и помоги. Будь милосердным, сделай так, чтоб она была жива, жива, жива…

Он оказался на месте первым, опередив и своих сотрудников, и полицейских.

К этому времени Кузьмичев уже осмотрел все закоулки каратовской дачи, но никаких следов Савиновой не обнаружил:

– В прихожей – женское пальто, в кармане пальто – мобильный Савиновой, с севшей батареей… Больше нигде и ничего. Тишина мертвая! – виновато произнес Кузьмичев. Встретив шефа у входа в дом и глядя в его застывшее, точно маска, мертвенно-бледное лицо, Кузьмичев уже предчувствовал бурю: почему, дескать, вовремя не доложился, почему бездействовал. – Николай Николаевич, может, она все-таки у него в машине? В доме, правда, еще чердак имеется, без стремянки туда не залезть… – добавил он неуверенно.