Когда Арина принялась изучать меню, в котором, по счастью, не было цен, и это существенно облегчало жизнь, Ульянов изучал Арину. В этот раз она выглядела еще лучше, чем накануне. На лице появилась косметика. Но ровно столько, сколько нужно, чтоб только подчеркнуть и без того выразительные черты. Темные с медным отливом волосы очень гармонировали с горчичного цвета платьем по фигуре, а косая челка, заходившая на правую бровь, придавала ей какое-то задорное, школярское выражение.
– Комплимент от шефа, – сказал официант и поставил перед Ариной пахнущий корицей и лимоном пунш, который она лишь пригубила, но пить не стала и тоже заказала рюмку коньяку.
– С напитками мы уже определились. А вот чем бы нам это закусить? – произнес Николай Николаевич, покосившись на спутницу.
Та покачала головой:
– Я – пас. Это вы после работы и, наверное, голодны.
– К коньяку шеф советует оленину. – Официант традиционно посоветовал самое дорогое блюдо и, получив одобрение, удалился.
– Никак не могу привыкнуть, что не надо ходить на работу, в музей… – с рассеянной улыбкой протянула Арина, внутри снова зашевелилась обида.
– Наверное, это очень неприятно – работать в стол, – тотчас продолжил он, зацепившись за ее фразу. – Вы, Арина Ивановна, потратили столько своего времени и сил, а теперь выходит, что ваш труд пропадет даром?
– Вообще-то не совсем даром… – возразила она, вспомнив про еще не тронутый аванс, который она положила на карточку и держала в качестве неприкосновенного запаса. Виды на будущее совсем не обнадеживали. – Неприятно… это не то слово! – И отпив из рюмки, она поморщилась.
– Вам не понравился коньяк? – озабоченно спросил Ульянов.
– Скорее порция, – усмехнулась она.
– Сейчас исправим. – И он немедленно заказал две двойные порции для нее и для себя. – Кстати, забыл спросить, как чувствует себя ваша матушка?
– Все обошлось, слава богу. Спасибо.
– Извините, что спрашиваю, а сколько ей лет?
– Шестьдесят девять.
– Никогда бы не подумал. Она выглядит намного моложе, как и вы… – поспешно прибавил Николай Николаевич.
– Откуда вы… Ах да, понимаю, досье. Как это, должно быть, скучно, все обо всех знать, – тихо произнесла Арина и поспешила сменить тему: – Любопытная вещь возраст, как по-разному он воспринимается. Женщине бальзаковского возраста сколько лет, как вы думаете?
– Сорок?
– На самом деле, вопреки общему заблуждению, всего 30 лет. В литературе вообще возраст – понятие относительное. Все убеждены, что Каренин – старик, меж тем у Толстого – ему 48, а самой Анне на момент самоубийства – 28. А мадам Бовари – 26, а Катерине из «Грозы» – еще меньше, про Джульетту и вспоминать не стоит.
Ульянов слушал и не слышал Арину, его завораживало само звучание ее голоса, ее спокойная, неторопливая манера говорить. О деле начинать разговор не хотелось. «Как это скучно все обо всех знать», – мимоходом бросила она фразу. Но ведь по-человечески, а не по анкете он ничего о ней не знал. Что она любит, чем занимается, куда ходит в свободное время, кто ее друзья и есть ли у нее мужчина? Над этим последним вопросом Ульянов думал со вчерашнего дня.
Им принесли оленину – две большие тарелки с выложенными брусочками темного мяса, затейливо украшенного ягодами и зеленью. Арина наблюдала за Ульяновым, ей понравилось, как он разговаривал с официантом – спокойно, уверенно, без глупого барства, свойственного новым русским, хотя было очевидно, что цены его мало заботят.
Пожевав кусок мяса, Ульянов довольно кивнул:
– Попробуйте, это вкусно. Так вот… если я правильно оцениваю сложившуюся ситуацию, такое исследование, как ваше… обычно должно где-то публиковаться. По этой тематике имеются специальные издания?
– Раньше были.
– Я, конечно, не специалист, но у вас, Арина Ивановна, в руках настоящая сенсация! Вы – потрясающий человек, проделали выдающуюся работу! – посерьезнев, заговорил Ульянов.
– Я понимаю, к чему вы клоните, – улыбнулась Арина, которой, конечно, была очень приятна его похвала, – но формально результат моей работы по-прежнему принадлежит фонду.
– Вы так щепетильны, а заслуживает ли этого фонд… – Ульянов хотел еще что-то возразить, но слова его утонули в громком, басовитом хохоте.
В центре зала за большим столом обосновалась мужская компания. Живая иллюстрация романа Олеши «Три толстяка». Толстые, вспотевшие весельчаки, повесив пиджаки на спинки стульев и шумно переговариваясь, что-то непрерывно заказывали. Один из них, коротко стриженный, с тремя складками на затылке, заявил, что будет запивать устрицы водкой, двое других его радостно поддержали.
Покосившись на них, Ульянов заерзал на стуле и продолжил:
– Так, может, вы просто откажетесь от аванса? И напишете об этом фон Паппен?