Роковой туз

В новой тюрьме сидели не простые уголовники, а лишь государст-венные преступники.

- Можно сказать, - с ухмылочкой объяснил Уордмэн, - что мы собрали под своим крылышком всю непримиримую оппозицию.

- Иными словами, это политзаключенные, - вставил репортер.

- Нам не нравится это выражение, - ответил Уордмэн, и в его го-лос закрались ледяные нотки. - Слишком уж по-коммунистически оно звучит.

Репортер извинился за оговорку и поспешил закончить интервью. Уордмэн снова подобрел и проводил гостя до выхода.

- Видите, - сказал он. - Никаких вам стен или вышек с пулеме-тами. Наконец-то у нас есть тюрьма, отвечающая требованиям времени.

Репортер ещё раз поблагодарил тюремщика и зашагал к машине. Дождавшись его отъезда, Уордмэн отправился в лазарет проведать Ревелла. Но тому уже вкатили укол, и теперь поэт крепко спал.

Ревелл лежал на спине, пялился в потолок и повторял про себя: "Я не думал, что будет так погано. Я не думал, что будет так погано". Он мы-сленно взял здоровенную кисть и начертал черной краской на безупречно белом потолке: "Я не думал, что будет так погано".

- Ревелл.

Поэт слегка повернул голову и увидел стоявшего возле койки Уорд-мэна. Он смотрел на тюремщика так, словно не узнавал его.

- Мне сообщили, что вы проснулись, - сказал Уордмэн.

Ревелл молчал.

- Когда вы поступили сюда, я попытался дать вам понять, что бе-жать бессмысленно, - напомнил ему тюремщик.

Ревелл разомкнул губы и сказал:

- Все в порядке, вам нет нужды терзаться. Вы исполняете свои обязанности, а я - мой долг.

- Не терзаться?! - Уордмэн вытаращил глаза. - Мне-то с чего терзаться?

Ревелл уставился в потолок. Слова, выведенные на нем всего ми-нуту назад, уже исчезли. Как жаль, что нет бумаги и карандаша. Слова утекали, будто вода из решета. Остановить их, поймать. Но для этого ну-жны карандаш и бумага.

- Могу я получить бумагу и карандаш? - спросил Ревелл.

- Чтобы опять строчить непристойности? Разумеется, нет.

- Разумеется, нет, - эхом откликнулся Ревелл. Он закрыл глаза и принялся следить за ускользающими словами. Человек недостаточно расторопен, он не может и сочинять, и запоминать одновременно. Надо выбирать, и Ревелл сделал свой выбор уже давно: он будет сочинять. Но слова убегали, потому что у него нет бумаги, и распадались в пыль в огромном мире.

- Боль в коленках, боль в руках, - тихо пробормотал он. - Боль в печенках и мозгах. То затихнет, то накатит.Может, хватит? Может, хватит?

- Боль проходит, - ободрил его Уордмэн. - Минуло трое суток. Она уже давно должна была стихнуть.

- Она вернется, - ответил Ревелл и, открыв глаза, начертал эти слова на потолке: "Она вернется".

- Не валяйте дурака, - буркнул тюремщик. - Не вернется, если вы не ударитесь в бега ещё раз.

Ревелл молчал. Легкая улыбка на лице Уордмэна сменилась хмурой миной.

- Нет, - сказал он.

Ревелл удивленно посмотрел на него и ответил:

- Да. Еще как да. Разве вы не поняли?

- Никто не бежит отсюда дважды.

- Я никогда не успокоюсь. Неужели вы не уразумели? Я никогда не оставлю попыток бежать, никогда не перестану существовать, никогда не разуверюсь, что я - тот, кем должен быть.Вы не могли не знать этого.

Уордмэн вытаращил глаза.

- Так вы готовы ещё раз пройти через это?

- Еще много, много раз.

- Вы просто хорохоритесь, - Уордмэн сердито наставил на Рев-елла палец. - Что ж, помирайте, коли есть охота. Вы хоть понимаете, что подохнете, если мы не принесем вас обратно?

- Смерть - тоже бегство.

- Так вот чего вы хотите! Ну, ладно, можете отправляться. Я больше не пошлю за вами, обещаю.

- Значит, вы проиграете, - сказал Ревелл и, наконец, взглянул на тупую и злобную физиономию тюремщика. - Вы сами установили прави-ла. И, даже играя по ним, все равно потерпите поражение. Вы утверждае-те, что ваша черная коробка может остановить меня. Но это значило бы перестать быть самим собой из-за какой-то черной коробки. По-моему, вы заблуждаетесь. Пока я убегаю, вы будете терпеть поражение за пораже-нием, а если черная коробка убьет меня, значит, вы проиграли окончате-льно.

- Та, по-вашему, это игра? - возопил Уордмэн, воздевая руки к потолку.

- Конечно, - ответил Ревелл. - Что ещё вы могли изобрести?

- Вы сошли с ума, - заявил Уордмэн и шагнул к двери. - Вас надо отправить в дурдом.

- Это тоже было бы вашим поражением! - гаркнул Ревелл, но Уордмэн уже хлопнул дверью и был таков.

Ревелл откинулся на подушку. Оставшись в одиночестве, он вновь предался размышлениям о страхе. Он боялся черной коробочки, особен-но теперь, когда знал, как она действует, боялся до такой степени, что сводило желудок. Но был и другой страх, более отвлеченный и умозрите-льный, однако ничуть не менее жгучий. Страх потерять себя. Он неумо-лимо толкал Ревелла на новый побег, а значит, был ещё острее.

- Но ведь я не думал, что будет так погано, - прошептал поэт и вновь мысленно начертал эти слова на потолке, только теперь уже - красной кистью.