Роковые иллюзии

Помимо собственной безопасности Орловых беспокоила психологическая травма, причиненная их дочери, состояние здоровья которой существенно ухудшилось из-за стрессов, связанных с постоянными переездами. «Моя жена и я никогда не пытались разрушить ее иллюзии, — писал Орлов о Вере. — Она питала глубокое отвращение к любому насилию и бесконечное сочувствие к тем, кто страдал». Зная, что она, возможно, проживет недолго, родители решили, что было бы нечестно скрывать от нее причину их бегства от тирании Сталина. По словам Орлова, Вера слушала рассказ своих родителей об ужасных страданиях ее соотечественников со слезами на глазах. «Мир, который она знала, вдруг обратился в вымысел, — писал он. — У нее отняли все ее большие и маленькие мечты». Вере было известно, что ее отец и мать сражались в революцию, и теперь ей было очень больно за них и за то, что их мечты были так жестоко разбиты, трогательно писал Орлов, утверждая, что они находили некоторое утешение в том, что их больная дочь стала взрослой к тому времени, как они прибыли в Америку[679].

Жизненные невзгоды еще больше сплотили семью Орловых. Все они знали, что по прошествии какого-то времени их дипломатические паспорта будут аннулированы и, хотя у них была выданная на неопределенное время виза США, ее аннулируют тоже, как только госдепартамент обнаружит, что она была получена обманным путем. Орлов понимал, что настанет момент, когда у них не останется выбора и придется просить убежища, чтобы не быть депортированными. Обращение за статусом постоянного жителя неизбежно привлекло бы к ним внимание американских властей. Орлов слишком хорошо знал еще со времен работы в Иностранном отделе, что НКВД считает бюрократический аппарат США весьма доступным для внедрения в него агентов из агентурной сети, базирующейся в Америке. Поэтому любая официальная регистрация в Бюро по вопросам иммиграции и натурализации многократно увеличила бы риск того, что местопребывание его семьи будет известно Москве.

Официальная просьба о предоставлении убежища, несомненно, привлекла бы внимание ФБР, которое стало бы настаивать на проведении всестороннего допроса бывшего высокопоставленного работника сталинской тайной полиции. Это поставило бы под угрозу раскрытия его тайны. Поэтому стратегия выживания Орлова зависела от того, удастся ли заручиться помощью сочувствующих правительственных чиновников США, которые позволили бы ему подать, не привлекая к себе внимания, заявление о предоставлении статуса постоянного жителя без указания своего адреса. Для этого, в свою очередь, потребуется адвокат, причем предпочтительно такой, у которого имеются связи в высоких политических кругах, чтобы можно было манипулировать в его интересах вашингтонским бюрократическим аппаратом. Он посоветовался со своим кузеном Рабиновичем, у которого были многочисленные связи в Вашингтоне среди друзей, которыми он обзавелся в совете Американского общества Красного Креста. С помощью Генри Фельда, мужа одной из родившихся в России тетушек из семьи Курник, Орлова представили Джону Ф. Финерти из расположенной на Парк-авеню юридической фирмы «Олвин, Конолли и Чейз»[680].

Финерти был известным адвокатом по гражданским делам и выступал защитником в нашумевшем в 1921 году процессе по делу Николы Сакко и Бартоломео Ванцетти, двух анархистов итальянского происхождения из Массачусетса. Они впоследствии были казнены за вооруженный грабеж и убийство, несмотря на проявленное во всем мире беспокойство по поводу заявления об их невиновности. Финерти был также одним из юристов в комиссии по делу Троцкого, организованной профессором Джоном Дьюи. Последний в своей опубликованной в 1937 году книге «Не виновен» сделал заключение, что обвинения, выдвинутые против Троцкого на московских показательных судебных процессах, были полностью необоснованными[681].

Если бы Орлов честно рассказал о своей роли в охоте на членов ПОУМ в Испании, маловероятно, чтобы Финерти согласился на такого клиента. Однако он стал адвокатом Орлова и, будучи человеком с хорошими связями в демократической партии, вскоре получил возможность представить его Джеймсу Л. Хаутелингу, комиссару Службы иммиграции, и натурализации[682]. В сентябре 1938 года Орловы уехали из Филадельфии, где проживали в отеле «Бенджамин Франклин», и отправились поездом в Вашингтон в сопровождении Финерти. Они встретились с комиссаром в его кабинете в министерстве труда, и Хаутелинг направил их к своему помощнику г-ну Шумейкеру. Услышав, что у Орловых имеются более чем достаточные средства в размере 22 800 долларов и американские родственники, готовые их финансировать, Шумейкер согласился с Финерти, что «Орлову было бы лучше всего избежать огласки и сохранять свое прибытие в тайне»[683], так как его жизни явно угрожает опасность.