Роковые иллюзии

Орлов и его жена поселились в декабре того года в квартире на седьмом этаже в многоквартирном Мэйнард-хаусе, которая считалась весьма недурной по стандартам коллег-преподавателей. Свой адрес супруги сообщили детройтскому отделению ФБР, поскольку 67-летний бывший генерал НКВД и его 59-летняя жена по-прежнему беспокоились о безопасности. Однако теперь они стали свободнее общаться с преподавателями колледжа. Именно на одной из факультетских вечеринок, состоявшейся 23 сентября 1963 г., вскоре после выхода в свет его «Пособия», судя по сообщению, по которому хорошо погуляло перо цензора, хозяин попросил Орлова проводить домой профессора [имя вычеркнуто] и его жену[834].

Впоследствии неопознанный профессор сообщил ФБР, что то, что началось как обычное знакомство, превратилось в допрос «третьей степени» со стороны Орлова и его жены в течение последующих недель. Профессор, который дал благоприятный отзыв о «Пособии» Орлова, говорил, что этим нельзя объяснить тот факт, что жена Орлова стала докучать его жене приглашениями на обеды, не обращая внимания на ее вежливые отказы. Орлов также настойчиво преследовал его в колледже, и, хотя профессор не считал, что может представлять интерес для разведки, он заподозрил, что Орлов его преследует потому, что ему что-то от него нужно. Поскольку он тоже проходил проверку на доступ к секретам, когда служил на флоте во время войны, а его шурин был старшим офицером группы адмирала Рико-вера в командовании ядерными подводными лодками, профессор счел своим долгом сообщить об этом ФБР, поскольку ему было известно, что его преследователь был раньше генералом НКВД. Настойчивость Орлова, заявил он, была тем более удивительна, что «они существенно расходились во взглядах, беседуя во время нечастых встреч в обществе»[835].

Сообщение, которое детройтское местное отделение переслало директору ФБР, знаменательно тем, что профессор был убежден в том, что, хотя Орлов был безусловным антисталинистом, он «все еще оставался коммунистом» и, по меньшей мере, «убежденным ленинистом». Это стало ему понятно, когда Орлов стал «яростно возражать» в ответ на его небрежное замечание, что, мол, Ленин и Сталин — одного поля ягода. Это впечатление усилилось после заявления Орлова о том, что профессор «оскорбляет революцию и неподкупность Ленина», когда тот сказал ему, что некоторые документы из захваченных архивов министерства иностранных дел Германии подтверждают, что Ленин получал финансовую. поддержку из Берлина на осуществление русской революции в 1917 году[836].

ФБР просто «приняло к сведению» сообщение из Детройта и сделало вывод, что поскольку у Орлова имеются «сильные убеждения в некоторых вопросах, то, по-видимому, между этими двумя людьми произошел личный конфликт»[837]. Однако неназванный профессор понял, что Орлов — глубокий приверженец ленинизма. Появилось еще одно подтверждение того, что бывший советский генерал сохранил верность коммунизму.

Если бы этот факт стал известен КГБ, то многие бы успокоились в штаб-квартире, где год спустя руководство решило предпринять его розыск. В 1964 году единственная информация, которой, располагала Москва относительно его местонахождения, сводилась к тому, что супруги проживают где-то на северо-востоке Соединенных Штатов. Успех розыска любого человека в Соединенных Штатах маловероятен. В отличие от Советского Союза, там не требуется регистрация по месту жительства, и отсутствие центральной регистратуры делает поиск трудной и требующей много времени задачей. Как показывает досье Орловых, только в 1969 году КГБ получил информацию из «надежного источника» (в досье имя указано, но русская разведка предпочитает не называть его) с указанием адреса и номера телефона в Анн-Арборе, где Орлов открыто жил под своим собственным именем[838].

Теперь Центру предстояло решить, кому поручить деликатную миссию поехать в Соединенные Штаты для встречи с Орловым. Вставал также вопрос о том, каким образом этот агент сможет преодолеть заслон наблюдения, который предположительно воздвигло ФБР, тщательно следя за их ценным перебежчиком. Больше всего беспокоило то, что любое обращение к нему со стороны КГБ вызвало бы у него подозрения и враждебность, поскольку вполне возможно, что его преследовала мысль о том, что перебежчики все еще автоматически получают смертный приговор. Было решено, что при установлении с ним контакта следует проявить большую осторожность, поскольку Орлов наверняка не знал, что после расследования, проведенного в 1955 году, КГБ пришел к выводу, что нет никаких оснований для возбуждения против него преследования в советском суде.