Роковые иллюзии

«Филби впредь будем называть «Сынок» или «Зенхен». Через известную вам Эдит, работавшую в свое время у «Зигмунда» в Вене, мы установили, что из Вены приехала на остров вместе с мужем-англичанином бывшая австрийская партийка с рекомендациями от венских товарищей. Также известна она Арнольду. Эдит рекомендации эти проверила и получила подтверждение от своих венских друзей. Я решил, не откладывая, парня завербовать (конечно, не для органов, это пока еще рано) для антифашистской работы (выделено нами. — авторы.). Я совместно с Арнольдом и Эдит выработал план встречи Арнольда с «Сынком» до переезда «Сынка» и жены на квартиру отца. Встреча Арнольда с «Сынком» произошла со всеми предосторожностями. В результате — полная готовность работать»[268].

После первой встречи с Дейчем, как указывалось в телеграмме Рейфа, Филби не только «прозондировали как потенциального кандидата для вербовки, но и присвоили ему псевдоним «Сынок». Однако, как показывают документы НКВД, лондонские «нелегалы предпочитали при этом использовать не русский, а немецкий язык («Зенхен»)». Это был не только язык, на котором все они говорили, но в случае наблюдения за ними или перехвата их сообщений немецкий язык скрыл бы связь с Москвой. Поэтому в переписке Филби обычно называли по-немецки — «Sonnchen» («Зенхен»). Однако из отчета Рейфа совершенно ясно, что он оставил на усмотрение Центра вопрос о том, переходить ли к вербовке Филби «для органов», поскольку было еще слишком рано рассматривать его пригодность для чего-либо более сложного, чем «антифашистская деятельность» в широком смысле. Это соответствовало двум последовательным этапам процедуры вербовки НКВД. Они протекали отнюдь не быстро, и, как показывает досье Филби, его еще в течение многих месяцев не считали официально принятым в ряды агентов, подчиняющихся установленной дисциплине, способных к выполнению оперативных заданий. Процесс вербовки завершился лишь после того, как Орлов стал руководить лондонской резидентурой. И, как показывают архивные документы, именно он, контролируя этот процесс, в итоге лично встретился с «Сынком» шесть месяцев спустя[269].

Из досье Филби нельзя установить точной даты его вербовки. Судя по воспоминаниям самого Филби, его первая встреча с Дейчем в Рйджентс-парке состоялась в конце мая или начале июня 1934 года[270]. Это соответствует докладу Рейфа Центру за № 2696, который не датирован, но, судя по порядковому номеру, был передан по телеграфу из Копенгагена в виде шифровки в начале июня.

Филби тщательно избегал даже намека на роль, которую сыграли в его вербовке Тюдор Харт и Дейч, когда в своем интервью в 1988 году он признался, что был завербован «не русским, но работавшим на русских»[271]. Помимо необходимости защитить от опасности свою австрийскую связь он, по-видимому, особенно старался скрыть важную роль Дейча. КГБ по причинам, которые ясно видны из досье Дейча, очень тщательно охранял от разглашения тот факт, что именно Дейч был одной из «звезд первой величины» среди вербовщиков. Как показывают архивные документы НКВД, за то время, пока Дейч действовал в Лондоне в 1934–1937 годах, он привлек к сотрудничеству с советской разведкой не менее семнадцати агентов. Англичанам удалось раскрыть лишь очень немногих из них.

Архивные документы показывают, что настоящее приобщение Филби к делам советской разведки произошло не сразу и не последовало автоматически после первой встречи с Дейчем в Риджентс-парке. Только после приезда Орлова в Лондон в июле 1934 года начался процесс превращения многообещающего кандидата в советского разведчика. И этот процесс проходил под личным руководством нового резидента лондонской нелегальной группы НКВД — «Шведа».

Глава 7 Выход на «Большую дорогу»

«Сыновья многих виднейших англо-деятелей сочувствуют кружку (коммунистической партии. — О. Ц.) и ведут для него работу. Список их будет у нас в ближайшие дни». Так оценил ситуацию Орлов в своем первом донесении, отправленном через Рейфа в Москву в июле 1934 года, вскоре после того, как принял на себя руководство лондонской «нелегальной» резидентурой[272].