Группа заканчивает выступление — слишком короткое, по мнению публики, — и играет что-то на бис, после чего включается свет и зрителей гонят к выходу, как стадо баранов. Но в глазах Айви я замечаю странное выражение — одновременно плутовское и расчетливое.
— Айви, ты что задумала?
— А пойду-ка я за сцену!
Мне становится не по себе. Так называемая «зеленая комната» — самая настоящая выгребная яма, где худшие из
— Не нравится мне эта затея, — говорю я. — Да и не попадешь ты туда без пропуска. Не лучше ли пойти поесть?
— Не лучше, — отрезает она. — Благодаря тебе у меня пропал аппетит.
Ал ржет:
— Эк она тебя срезала!
«Зеленая комната» представляет собой парусиновую палатку, у входа в которую стоит вышибала, следящий, чтобы внутрь не проникла всякая шваль. Вернее, шваль, которую не приглашали. Орава фанатов пытается убедить/умолить/подкупить вышибалу, но это не первое его родео. Он непоколебим.
Айви проталкивается вперед в надежде сделать выстрел и добыть приз.
— Ваш пропуск, — требует вышибала.
— Это я танцевала с Коулманом на сцене.
Он медлит, не прогоняя просительницу сразу же.
— Это была ты?
— Ага.
— Ты здорово танцуешь.
— Спасибо. Так что, могу я войти? Поблагодарить лично?
Вышибала раздумывает, затем убирает веревку, чтобы впустить Айви. Толпа недостойных воет.
— «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом!»[36] — декламирует Ал, и мы входим в палатку.
Внутри располагаются члены «Кэк Хатиш» вместе с избранными фанатами и приглашенными VIP-гостями. Как я и предполагал, тут масса знакомых физиономий. Все — от Молли до Мики[37]. Похоже, гастрольная группа завсегдатаев великого Праздника в полном составе.
И в центре всей компании, конечно же, Иней и Снежок. Я знал, что найду их здесь. Сидят по обе стороны от Коулмана Хатиша, словно советники «семьи», белые костюмы не запорошены пустынной пылью.
— Айви, давай уйдем, — прошу я. — Уйдем сейчас же!
— Оставь меня в покое, — огрызается она. — Делаю, что хочу, понятно?
Тут Снежок замечает нас и по-королевски помавает рукой со множеством колец. Затем шепчет что-то на ухо Коулману, привлекая его внимание к приближающейся Айви. Я бессилен остановить ее. Остается лишь тащиться за ней и надеяться, что дело не обернется так, как оборачивается всегда.
— Аддисон! — восклицает Снежок. — Ты, кажется, не совсем в своей стихии?
— Не лезьте к ней! Она моя девушка! — рявкаю я, не задумываясь над выбором слов. Интересно, узнáют ли они ее с нашей последней встречи?
— Не-ет, — возражает Иней. — Сдается мне, она девушка нашего дорогого Коулмана.
— Он скоро станет звездой, — добавляет Снежок. — Мы ему в этом помогаем.
Коулман освобождает для Айви местечко, и она присаживается. Я невольно отмечаю, что сейчас, когда на него не направлен свет софитов, он мало чем отличается от того типа, что ехал с ней на заднем сиденье. Коулман Хатиш — это все тот же Снеговик Джимми, только талантливый.
Тем временем Иней и Снежок придвигаются поближе и, словно книгодержатели, подпирают их с обеих сторон.
— Ах, ну что тут поделаешь, — пожимает плечами Ал. — Восходящая линия всегда побеждает. Нет смысла тягаться с ними.
Но у меня возникает одна идея…
— Ты можешь их остановить, Ал!
Он изумляется, услышав это.
— Говорил же тебе — я смазываю шестерни, а не заклиниваю их, — возражает он. — Что я могу поделать, да и с какой стати мне этим заниматься?
— А с той, что ты ненавидишь братцев Коко, Ал. Ненавидишь так же, как я!
Смотрю на Айви. У нее горят глаза: ну как же, ведущий вокалист любимой группы удостоил ее своим вниманием! Я не слышу, что он ей заливает, но она хихикает. И тут Иней проводит своей мульти-колечной рукой по щеке Айви, и я понимаю, что времени у меня почти не осталось.
— Подумай сам, Ал, — упрашиваю я. — «Голубая устрица», которую она выпила — это ж семьсот грамм!
— Ну да…
— И там было две лишних порции рома.
— Ну да…
— На совершенно пустой желудок.
— А-а! Вижу, к чему ты клонишь.
— Ты мог бы стать хозяином ситуации, Ал… если бы захотел.
Потому что самый быстрый способ спасти чью-то добродетель — сделать этого человека нежеланным.
Ал немного раздумывает над сказанным и вздыхает:
— Не говори потом, что я ничего для тебя не делаю.
А затем вздергивает Айви на ноги и наносит ей мощный удар в живот.
Айви попала в сказку. Она сидит рядом с Коулманом Хатишем и разговаривает о его стихах. Слушает голос человека, создавшего ее любимые песни. Мир, кажется, вращается вокруг нее, но ее это не волнует. А Коулман — «зови меня Коул» — протягивает к ней мизинец с щепоткой белого порошка на длинном ногте. Ну прямо тебе девяностые! Она хихикает.
И вдруг мир закручивается в обратном направлении. Айви вскакивает, сообразив,