Роксолана

А другая нашептывала: «Настуся, Настуся! Дважды продали тебя чужие люди, а в третий – ты сама себя продаешь. Продаешь свою веру в Спасителя, который и за тебя страдал и принял смерть на кресте. Продаешь Его веру в то, что терпение – добродетель в сей юдоли слез. Продаешь за любовь к земному, за сокровища мира сего, за султанский венец, за власть… Ступай, ступай, дитя, ибо даны тебе свободная воля и выбор… Но увидишь однажды, где окажешься без малого крестика и веры в него…»

От этих мыслей смертельно побледнела молодая чужеземка из далекой страны, пришедшая Черным шляхом на землю Османов с верой в Бога своего. Ибо есть только одно по-настоящему важное дело для человека на земле: жить с верой и по вере.

А кизляр-ага продолжал:

– И была она в тот миг прекрасна, а в очах ее светился великий ум. Оба улема не знали, что и сказать. Первым заговорил Мухиэддин-мударрис: «Да будет благословенно имя твое, о хатун!» – вот что он сказал. А муфтий Кемаль-паша как эхо повторил те же слова… И снова умолкли ученые улемы, пока наша госпожа любезно не пригласила их сесть.

Тогда старый Мухиэддин с любовью посмотрел на нее, как на собственное дитя, и произнес неуместные слова, хоть и считается он мудрецом.

– Что же за неуместные слова сказал мудрый Мухиэддин? – спросили все.

– Вот что он сказал: «А не жаль тебе, госпожа, оставаться на чужбине? Не боишься ли ты чего?»

– Что же ответила наша госпожа?

– Она ответила не спеша, словами Пророка.

– Какими же словами?

– «О, бойтесь Аллаха, с чьим именем вы предъявляете друг к другу спрос! И бойтесь лона матери своей! Видите, что Аллах смотрит на вас! И верните сироте добро ее, и не меняйте свою худшую вещь на ее лучшую, и не смешивайте ее добра со своим, ибо это великое преступление! Берите себе жен из тех, что кажутся вам добрыми, только двух, или трех, или четырех. А если боитесь, что не сможете быть к ним справедливы, то изберите только одну свободную или ту, которою владеют ваши правые руки[108]. Сие есть ближний путь от справедливости не уклониться».

– Мудро ответила наша госпожа! – удивленно воскликнул один из визирей, чья вторая жена была злой, как цепной пес.

– А что на это ответили ученые улемы?

– Сидели, остолбенев. Первым опять заговорил Мухиэддин.

– И что же молвил Мухиэддин?

– Вот эти самые слова: «Четвертая сура[109] Корана, возглашенная в Медине».

– А премудрый Кемаль-паша?

– Как эхо повторил те же слова. И снова замолчали улемы, но на сей раз молчание нарушил Кемаль-паша.

– И что же произнес Кемаль-паша?

– Увы, но и Кемаль-паша произнес неуместные слова, хоть он и мудр.

– Какие же неуместные слова произнес бесконечно мудрый муфтий Кемаль-паша?

– Вот какие: «Да будет благословенно имя твое, хатун! Тебе не придется бояться никогда и ничего, потому что с тобой будет сердце величайшего из султанов!»

– Почему же ты назвал эти слова неуместными?

– Потому что наша госпожа дала на них такой ответ: «Когда небо расколется, и когда звезды рассыплются, и когда воды смешаются горькие со сладкими, и когда гробы обернутся, тогда узнает душа, что она худого сделала и чем хорошим пренебрегла, и в тот день не сможет одна душа помочь другой, ибо в день тот решать будет Аллах!»

– А что на это ответили улемы?

– Снова сидели, остолбенев. Первым опомнился Мухиэддин.

– И что же промолвил тогда Мухиэддин?

– С великим удивлением он произнес такие слова: «Восьмидесятая и вторая суры Корана, возглашенные в Мекке».

– А мудрый Кемаль-паша?

– Повторил как эхо: «Восьмидесятая и вторая суры Корана, возглашенные в Мекке». А наша госпожа тотчас добавила: «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного, Господа Судного дня!», после чего ученые улемы опять долго молчали. Наконец заговорил Кемаль-паша.

– И что же сказал Кемаль-паша?

– Кемаль-паша сказал следующее: «О великая хатун! Да будет благословенно имя твое, как имя Хадиджи, жены Пророка! Ты знаешь, что избрал тебя в жены величайший из властителей османских. И наверное, привыкнешь к обычаю его жен закрывать твой светлый лик перед чужими людьми, о хатун!»

– Что же ответила мудрая Хуррем-хатун?

– Мудрая Хуррем-хатун сказала так: «О мудрый муфтий Кемаль-паша! Встретил ли ты в Коране повеление, чтобы женщины закрывали лица? Ибо я трижды перечитала каждую его строчку, и не увидела сего…» А ученый муфтий Кемаль-паша ответил: «Но заметила ли ты, о хатун, в книге Пророка таинственные знаки?»

– А что ответила мудрая хатун Хуррем?

– Мудрая хатун Хуррем сказала так: «Я видела тайные знаки в Коране, о мудрый муфтий Кемаль-паша. Даже многоученый Мухиэддин говорит, что все науки сойдут с тобой во гроб, – так живи же вечно! Но можешь ли ты, муфтий, с чистой совестью утверждать, что в этих знаках, которые никто не разгадал доселе, содержится повеление женщинам, чтобы они закрывали лицо? И мог ли Пророк повелевать так, если Аллах не повелел цветам закрывать их лица белыми и красными покрывалами?»[110]

– Что же ответил на это мудрый Кемаль-паша?