Роксолана

– Я сказала, что голодна. А на самом деле я была сыта любовью. И думала о том, что ты наверняка проголодался, но стеснялась спросить…

После этих ее слов, что были для него слаще меда, могущественный султан Османов впервые в жизни сказал себе, что все мудрецы, вместе взятые, не знают ничего о душе женщины.

И вдруг припомнил, с каким наслаждением закусывал в то утро рыбой и грубыми лепешками, и потянулся за чашей с шербетом…

3

Шербет ему понадобился не только для того, чтобы промочить горло, но и потому, что он чувствовал какую-то странную пустоту внутри. Пустота эта не была неприятной и даже приносила некоторое облегчение. Он не знал, что с ним происходит, но был уверен, что объяснение своему состоянию найдет только в очах этой женщины. Обнял ее и застыл, ожидая от Роксоланы какого-то нового «приема», чудесного принуждения к наслаждению, которое творили ее нежные ручки и восхитительные уста. Все его тело наполнилось истомой от одной мысли, что существует некто, способный его «принудить».

Она же верным инстинктом женщины чувствовала свое преимущество в эту минуту. И даже имела четкий план еще одного «принуждения». На сей раз – ради себя, а не ради мечети. Но пока побаивалась, да и не знала, как начать.

Султан налил себе еще одну чашу шербета. Пил мелкими глотками, теряясь в догадках, чего же еще хочет эта удивительная женщина. Ее молчание дразнило его и заставляло испытывать напряжение. Не выдержав, он произнес:

– Ну же, давай, говори о том, о чем сейчас думаешь. Сегодня я готов проигрывать…

– А как ты догадался, что я еще чего-то хочу?

– Знаю даже, что это что-то очень необычное. Потому что обычные вещи тебя так долго не занимают. Примером тому – смерть Ахмеда-паши.

Она еще немного помедлила и спросила:

– Тебе было досадно, когда я ворвалась сегодня в селямлык?

– Нет. Это был необычный поступок. Ни одна из моих жен не решилась бы на такой. И мне даже понравилось, что ты такая… отважная.

Она поблагодарила его улыбкой и спросила:

– А что бы ты сделал, если бы я учинила еще более диковинную вещь?

– Здесь, во дворце?

– Да.

– При всех вельможах, чиновниках и слугах?

– Да.

– Что же это такое?

– Но это надолго.

– Интересно! И на сколько?

– На всю жизнь.

– Действительно, надолго. Но я пока ничего не понимаю.

Она молчала, продолжая раздумывать.

А он, убежденный, что она и в самом деле решается на что-то очень серьезное, ждал. Обмахнувшись веером, она наконец спросила:

– Ты смог бы прикоснуться к женщине, о которой знаешь, что совсем недавно она побывала в руках другого мужчины?

Он пристально всмотрелся в ее лицо и ответил кратко:

– Нет.

– А что бы ты сказал, если б и я ответила в точности так же?

Отголосок ее слов еще не успел затихнуть, а ей уже казалось, что днепровское течение несет ее на второй, еще более опасный порог.

Сказанное женой оказалось для султана полной неожиданностью. Он почувствовал себя оскорбленным столь откровенным посягательством на свои права.

Хотел было возразить – мол, она принадлежит ему, как и всякая женщина в этом дворце, тем более что еще совсем недавно была простой невольницей. И вдруг подумал: «Какая же невольница решится посягнуть на судебную власть султана и отважится вступить с ним в такой спор!..» – а затем вспомнил, что с момента венчания с Эль Хуррем еще ни разу не был у другой женщины.

Спросил себя: а если бы пришлось выбирать между этой и всеми остальными? Нет, тут и выбора не было. Хотел ее одну. Поэтому попытался все свести к шутке, хоть и видел по ее лицу, насколько это важно для нее:

– А что бы ты сделала, если б я тебе отказал?

То, что он произнес «сделала» вместо «сказала», остановило ее. В эту минуту решалось ее будущее на много лет вперед, если не на всю жизнь. Отныне ее влияние будет либо беспрестанно расти, пока не достигнет невиданных высот, либо начнет уменьшаться, пока она снова не окажется одной из толпы тех женщин-невольниц, что служат для наслаждений и забавы, пока их красота окончательно не увянет.

Все, что она вынесла из отчего дома, возмутилось в ней от одной мысли о таком падении. Но в эту решающую минуту, знала она, нельзя было ничем раздражать мужа. Поэтому ласково ответила:

– Я скажу тебе это только тогда, когда ты откажешь.

– И действительно исполнишь?

Голос ее дрогнул, но тут же окреп. Ответила убежденно, твердо взглянув ему в глаза:

– Исполню!

Султан задумался.

Вспомнил европейских монархов, которые жили без гаремов. Вспомнил и пророка Мухаммада, который жил с единственной женой Хадиджой до самой ее смерти. И она была женщиной рослой, умной, белокожей, очень красивой и решительной и никому, кроме Пророка, не позволяла распоряжаться своей судьбой. А эта была еще красивее и моложе! Он прикрыл глаза от целого круговорота мыслей, нахлынувших на него, и сказал:

– Я сделаю то, чего ты добиваешься.

Она была очень довольна. Но не подала виду. Скорее всего оттого, что опасалась, как бы это необычное решение султана не столкнулось с неизвестными, но непреодолимыми препятствиями.

Султан взял ее руку в свои горячие ладони и молвил:

– Помнится, ты обещала сказать мне, что сделала бы, если б я отказал.