Роль читателя. Исследования по семиотике текста

Возможность «обежать» все те цепочки, которые мы назвали «метонимическими» (и которые было бы лучше назвать «цепочками смежностей в коде»), цепочки, позволяющие совершать метафорные подстановки посредством кажущихся прыжков, которые на самом деле суть короткие замыкания по предустановленным линиям, – эта возможность обусловлена тем фактом, что все эти цепочки уже конституированы внутри кода и не отсылают к связям между референтами.

Таким образом, мы можем утверждать, что всякое метонимическое соединение относится к одному из следующих трех типов смежности:

a) смежность в самом коде: это наиболее обычный тип; к нему относятся некоторые примеры, приведенные выше (/ корона /, / белые воротнички / и т. д.);

b) смежность внутри ко-текста: в качестве примера можно привести такие фразы: «Из рванувшейся машины раздались пистолетные выстрелы; машину пришлось обезвредить» (метонимическая подстановка: «машина» вместо «пистолета» – и наоборот);

c) смежность на уровне референта: согласно тому, что было сказано выше, подобный тип смежности практически не должен существовать. Однако бывают особые ситуации, когда он как будто все же имеет место. Попробуем разобраться, идет ли речь в таких случаях о смежности через референта или о смежности через означаемое (последнее можно было бы истолковать как один из первых двух типов смежности, т. е. как смежность в самом коде или как смежность внутри ко-текста).

Рассмотрим пример оговорки особого типа (изучаемой также и психоаналитиками), которая возникает не благодаря сходству двух слов, но благодаря близости двух фрагментов опыта.

Оговорившись, я могу сказать «ho colto il morto» («я подобрал труп»), вместо «ho colto il mirto» («я подобрал мирт»), потому что знаю, что некто был захоронен под миртовым кустом (или потому что вспомнил, что кто-то был похоронен под каким-то другим кустом). В этом случае смежность, которая может показаться сугубо языковой, необъяснима полностью без обращения к референту. Подобным же образом нельзя объяснить, почему у некоего человека кинжал вызывает эротические фантазии, если не знать, что этот человек некогда увидел, как его мать зарезала своего любовника кинжалом во время любовных объятий.

Такой тип смежности – навязанный своего рода насилием над кодом – оказывается настолько необъяснимым, что возникает необходимость в «толковании снов»; и необходимость эта сохраняется до тех пор, пока – после истолкования сна – данная смежность не институциализируется и не становится частью культуры. В этом смысле герменевтическая деятельность психоаналитика, когда она обращается к смежности на уровне референта, представляет собой не соблюдение кода – а уже сотворение кода[172].

2.8. Язык делает жест

Поскольку мы предположили, что при создании и «рассоздании» (in the making and unmaking; nel farsi e disfarsi) конкретных семантических полей Глобальная Семантическая Система как целое никогда не может быть полностью структурируемой (а если бы даже она и была таковой, она все равно не была бы реально структурирована; а если бы даже и была, мы все равно не могли бы описать ее целиком), то мы должны полагать, что только в теории каждая семантическая единица отсылает ко всем остальным. На практике существуют миллионы пустых валентностей и миллионы единиц, никак не соединимых с другими единицами.

Представим себе, что схема, данная в разделе 2.6, состоит не из четырех элементов (А, В, С, D) и двух соотнесенных уровней, а из бесконечного числа и элементов и уровней. Представим себе также, что D отделено от А не тремя шагами (А – k – k – D), а миллионами шагов. Если бы культура никогда не проделывала этих шагов, А и D никогда бы не были связаны друг с другом.

Мы можем установить связь между А и D без достаточных оснований или же на основаниях, которые до поры до времени трудно осознать, и мы можем делать это, нарушая или не нарушая ту семантическую систему, из которой исходим. Попробуем приглядеться к данному клубку семиотических проблем; это будет лишь первым подступом к гораздо более сложной задаче.

Прежде всего, каковы могут быть «хорошие» основания для установления метафорной связи? Можно различать два типа удачной метафоры: метафору всего лишь «приемлемую» и метафору «стоящую». Метафора (по крайней мере) «приемлема» тогда, когда ее метонимическое основание очевидно сразу (или после небольшого размышления). / Сон / вместо «смерть» или / корона / вместо «король» – это приемлемые метафоры (тут много общих сем или признаков-примет). Но никто не назовет эти метафоры «прекрасными» («beautiful»): в них нет того напряжения, той многозначности, той затрудненности, которые характерны для выражений эстетических.