— Сначала отбивалась. Потом согласилась. Масленников ее привезет. Я уже занимаюсь утечкой информации. Думаю, ее появление подогреет интерес к твоему творчеству.
— Еще пиво есть?
— Есть, но…
— Я допью, потом лягу на этот диван и посплю часок. А ты меня посторожишь, как положено детективу. В противном случае выставка закроется в связи с безвременной кончиной автора.
— О втором варианте можешь даже не мечтать. Ты еще нужен народу. Давай, дрыхни. Я за честь считаю охранять твой сон, чтобы не выкрали последнего гения.
Сергей заботливо, как мать, посмотрел, как Коля сворачивается клубочком на небольшом диване, накрыл его снятой с вешалки курткой, тихо покинул комнату и закрыл дверь на ключ снаружи. Ключ положил к себе в карман. Это для спокойствия Коли, и только. В том, что ему похищение не грозит, Сергей был уверен. А вот с его работой может случиться всякое.
По залу высокий, сутулый мужчина вел под руку женщину в черном платье, которая шла по полу неуверенно, как по голому льду. Все провожали их взглядами. Никто пока не подходил. Видимо, знакомые не поняли, с кем пришла Алена.
Она видела все сквозь пелену собственной паники. Алене не нравилась эта работа, хотя она ее в оригинале еще не видела. Только снимки в планшете Сергея. Ее пугало то, что они все затеяли с этой выставкой и продажей. Что-то вроде ловли на живца. Опять эта их слежка, подозрения, опять попытки вывернуть наизнанку ее судьбу, чувства, воспоминания.
— Вот, Алена, — сказал Александр Васильевич. — Отличная работа, правда?
А это была вовсе не работа. Это был такой тайный, интимный кусок жизни Алены, что она едва сдержала стон, побоялась повернуть голову. Неужели это видят и другие люди? Неужели чужие глаза скользят сейчас по ее обнаженной коже, ловят предательский трепет боли и страсти, смотрят на эту мужскую руку, сжимающую ее бедро… Они все думают, что это рука Алексея. Так и есть. И только Алене вдруг показалось, будто… Да, это какая-то мистификация! Она узнала вдруг руку Александра Кивилиди. Она видела ее тогда в зеркале на своем теле, и то воспоминание прожгло сейчас ее вдовье платье.
— Алена, — вдруг мягко произнес мужской голос рядом с нею. — Какой прекрасный портрет. Какой чудесный кадр. Вы — ожившая Прозерпина. Только лучше.
Теплые темно-карие глаза Ибрагима Шукурова смотрели на нее восхищенно и нежно.
— А мне как-то не очень нравится, — призналась Алена. — Здравствуйте, Ибрагим. Но я очень рада вас видеть. Мне кажется, слишком крупный план, слишком большой формат и как-то все гипертрофированно. Это всего лишь кадр из фильма. В картине у нас все по-другому. Проще, естественней, без этой демонстрации. Это пара секунд на экране.
Они поговорили, прошлись вместе по залу, Масленников остался у «Похищения Прозерпины». И вдруг Алена вернулась к нему, бледная, с трудом переводя дыхание.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Нет, просто устала, стало нечем дышать. Давайте уедем.
Масленников не задавал больше вопросов до самой квартиры. Лишь когда Алена порозовела после нескольких глотков чаю, он произнес:
— Интересный человек этот Ибрагим Шукуров. Если я не ошибся, вы узнали своего второго партнера по ночным кошмарам. У вас было именно такое выражение лица после разговора с ним.
— Да. Горячий, темный взгляд. Он во сне тоже стоял так, что лица я не видела. А взгляд чувствовала. И пальцы. Он протянул ко мне руку во сне, я увидела такие, точнее, эти — тонкие, длинные пальцы.
Глава 2
Месть Кристины
Александр Кивилиди прочитал в новостях о московской выставке фотохудожника Николая Стоцкого. Этого парня хорошо знали на международных кинофестивалях. Александр и сам хотел организовать его выставку. А тут… Он прочитал, что Николай сделал уникальную большую работу по кадру из фильма, в котором снимается Алена. Он нашел в гугле этот снимок. Увеличил, долго рассматривал. Это хорошо. Нет, это хуже, чем хорошо. Слишком великолепно. Слишком страшно. Все, что Александр чувствовал в ту ночь, все, что было в его обугленной душе поверженного воина после той ночи, все, что осталось от его главной мужской победы и самого окончательного поражения, — все есть в этом снимке-картине. Глаза Александра горели, как будто прикованные к телу Алены, такому живому и осязаемому. К ее страдальчески изогнутым губам, к ресницам, под которыми прячется желание: она опять с ним не справляется. А эта рука… Александр сжал в кулак свою руку, чтобы не дрожала. Невозможно видеть, как крепко держит его Алену рука другого мужчины. После того как она освободилась от своего мужа. Точнее, после того как ее освободили из того плена. Муж Алены был жестким собственником. Александр это сразу понял, когда прочитал о том, что она вышла замуж за бизнесмена Кривицкого. Достаточно было одного взгляда на его лицо. Да, она должна притягивать мужчин такого склада. Ее нынешний любовник очень похож на отца, но кажется другим человеком. Более мягким и слабым. Но в одном он, кажется, унаследовал хватку отца. Вот так он держит свою добычу. Так играет с огнем своей судьбы.