Эльвира легла на кровать, сердце билось с трудом. Мигрень сжимала виски стальными прутьями и звенела безумным голосом Полины: «Вы убийца». Эльвира попыталась встать, а ноги, оказывается, налились такой тяжестью, что шевельнуться невозможно. Эльвира хотела вернуться туда и ответить Полине. Сказать: «Я не убийца, я просто хотела как лучше, как правильно. Как лучше всем, в том числе тебе и детям. Я ни в чем не виновата».
Ей удалось скатиться с кровати, и она поползла, как раненое животное, чтобы дотянуться до телефона. А дотянулась до своей фотографии в драгоценной рамке из малахита с инкрустацией изумруда. Подарок Аркадия. Рамка упала, стекло треснуло, а лицо Эльвиры стало расплываться в глазах Эльвиры. В таинственной и нарядной зелени камня вдруг разлилось багровое пятно. И Эльвира поняла: то кровь Аркадия. То его прощание. И мольба о прощении. Его жизнь, его кровь, его любовь принадлежали Эльвире. Она одна на всем свете сразу напомнила ему первую юношескую любовь. Окончательную и жестокую, как смерть. У нее не было соперниц. Но почему же… «Потому, что я так решил», — вот и все, что сказал Эльвире самый верный возлюбленный.
День угас. Дверь спальни выбили.
— Эля, — грузный мужчина упал на колени перед лежащей навзничь женщиной. — Эля, что с тобой? Это я, сейчас все будет хорошо. Эля, открой глаза!
— Оставьте ее, Зимин, — сказал сурово Слава Земцов. — Дайте подойти врачам. Она жива.
Масленников помог встать Григорию Зимину, оттянул веки Эльвиры и произнес:
— Инсульт.
Глава 8
Фигуранты от Эльвиры
Шукуров и Осоцкий приехали в отделение по первому звонку. Бессмысленно было отрицать участие в сговоре. Речь шла лишь о том, чтобы ограничить свою роль. И, разумеется, они не хотели никому зла. Просто помогали справедливой идее. По дружбе, по привязанности, по любви. На каком этапе идея стала неотвратимым преступлением, эти умные и опытные люди, которых моральные границы не слишком обременяли в принципе, сказать не могли. А то, что они уступили в процессе договоренностей воле большого режиссера, снимающего свой странный шедевр, — это оправдывало таких эстетов, они же спонсоры. Люди явно пообщались уже со своими адвокатами. А сам Дымов не был в состоянии что-либо утверждать или опровергать. Вот уж кто пал жертвой собственной гениальности и злодейства. И его придавили для верности виллой и миллионом в рюкзаке. Для человека из другой песочницы это оказалось тяжкой и постыдной ношей. Он боялся разоблачений не только из-за свободы. Ему казалось, что репутации конец, что он перестарался, убил свою мечту и работу.
Земцов спокойно отпустил подозреваемых под подписку о невыезде. Заметные люди пошли косяком по этому делу. Не шпана, которая только и думает, как смыться. Эти прикованы к своему бизнесу цепями, которые крепче тюремных запоров. И пусть они пообщаются с партнерами, покровителями, нужными людьми во власти. А Слава тем временем прикинет, с какими силами ему придется иметь дело.
Он больше слушал, чем задавал вопросы. И, конечно, не сказал другим фигурантам, что Григорий Зимин сам выразил желание написать явку с повинной, взял на себя полную ответственность за план в целом и каждое преступление в отдельности. Самым важным для него в этом признании была невиновность Эльвиры Кривицкой.
— Ее роль была пассивной и подчиненной, — говорил он. — Это слабая, добрая и жестоко пострадавшая во всех отношениях женщина.
Мол, она слепо поверила Зимину, поскольку он давно доказал свое служение семье. Так получилось, что семья друга, который так внезапно и чудовищно ее разбил, стала его главной заботой. Его ответственностью.
— Надеюсь, вы проявите достаточно деликатности, чтобы не заставлять меня говорить о чувствах.
— Это требуется обычно лишь для смягчения участи, — заметил Слава.
— Ни в коем случае. Никаких смягчений. Оснований для них просто нет. Прошу исходить из этого.
— Любовь — это сильный мотив, — произнес Масленников.
— Не для меня. Я — теоретик. Просто строю свои конструкции, создаю задачи, усложняю, нахожу решения. Результат — и есть мой мотив. Он стоит даже свободы, когда речь идет о таком масштабном проекте. А я обеспечил будущее настоящему наследнику империи Кривицкого. Его внук выполнит то, с чем не может справиться его сын. То, что Алексей ставил и будет ставить под удар. Все, что у меня есть, а это немало, я тоже завещал Вале Кривицкому. Вы, наверное, уже знаете.
— Знаем, — сказал Слава. — Эльвира Кривицкая пришла в себя. Ее показания противоречат вашим. Так вы усложните работу суда. Она будет с вами бороться за право быть заказчицей преступлений.
— Эля… Я очень рад, что она уже в форме. Но мне она — не противник. Я сумею доказать то, что сейчас признал.
— Понял вас, — ответил Земцов. — Какая ваша позиция по Дмитрию Тренину? Тоже пассивная, подчиненная роль исполнителя ваших идей?
— О нет. Это подонок. Профессиональный, неисправимый. Я его использовал, разумеется, как самый подходящий вариант, но я за то, чтобы он больше не имел возможности убивать и грабить. По крайней мере, не имел ее как можно дольше.