Роль любимой женщины

Алена передвигалась по своей квартире, включала чайник, пила кофе, принимала душ, впадала в бездумие, которое заменило ей сон. Она грелась в руках и взглядах Алексея, приветствовала родные стены, вещи, воздух дома. Но она не могла вернуться к жизни. Ощущение нереальности происходящего, собственной беспомощности и полное отсутствие своих и только своих желаний парализовали мозг и кровь Алены. Она точно знала лишь одно: нет ничего страшнее, чем быть игрушкой чужой воли, чужих идей. Из этого невозможно выбраться. Невозможно преодолеть внутренние границы и вернуться к себе.

— Ты все еще не со мной? — спрашивал Алексей, изнывая от нежности и жалости.

— Я с тобой. Я и там была с тобой. Я просто в это не могу поверить. Это моя беда. Боюсь уснуть и проснуться. Боюсь всего, что кто-то где-то опять приготовил для нас.

— Аленушка, мне самому трудно поверить. Но следствие почти закончилось. Всех вычислили. Я ужасно подавлен тем, что это близкие люди. Но любая известность лучше нашей беспросветной неосведомленности. Лучше нашего страха и постоянной тревоги.

— Не могу не верить следователям. Но и говорить об этом расследовании не могу. Я в ужасе. И Макс с ними…

— Не нужно об этом говорить. Ты должна просто набираться сил, чтобы что-то принять. И что-то решить. Алена, ты не знаешь одной вещи. Хочу сам тебе сказать. Александр Кивилиди в Москве. Он приехал тебя спасать, прочитав о похищении. Мы с ним встретились по его просьбе. И произошла ужасная вещь. Кто-то стрелял в меня, он прикрыл, его тяжело ранили. Он в больнице. Неизвестно, будет ли ходить и вообще двигаться.

Алена застыла. Она даже не могла предположить подобный поворот. Как такое может случиться в жизни? В ее жизни? Александр — калека? Спас Алексея? Кто-то стрелял в него?

— Они нашли тех, кто хотел тебя убить? — только и спросила Алена.

— Киллеров взяли. Но такая странная вещь. Не находят связи между этими людьми и другими преступниками. Они сами молчат. Одно объяснение: «Личная неприязнь». Но я этих людей никогда не видел. Это охранники одного участника экономического форума, который я проводил. Он сам никак не заинтересован в моем устранении. Нападавшие даже не очень стремились убежать. Это восточные люди. Что-то вроде кровной мести. Похоже на совпадение по отношению ко всему, что с нами происходило. Я уже думал, может, они меня с кем-то перепутали.

— Мой дорогой. — Алена прижалась к нему, погладила ладонью по щеке. — Тебя хотели убить, а меня с тобой не было. Боюсь, что это все же одна история. И, как всегда, виновата я. Дай мне глоток вина. Не могу даже думать о таблетках. Вообще не могу думать. Мне нужен всего час, чтобы поспать. Больше нет времени оставаться в таком растрепанном, никчемном состоянии. Нужно работать, как говорит Максим. Не знаю, правда, осталось ли что-то от моей работы.

— Все осталось. Кивилиди взял на поруки Дымова и стал продюсером твоего фильма. Пока всем занимается его адвокат. Материалы на рассмотрении экспертов и следствия. Вот, выпей. Я купил во Флориде для нашей встречи. Это первое вино в мире. Каберне Совиньон Долины Напа.

— Как вкусно, — зажмурилась, попробовав Алена. — Я слышала о нем. Думала, оно из золота, такое дорогое.

— Из золота только ты, — сказал Алексей. — Из самого редкого шоколадного золота. Поспи. А я пока позвоню, узнаю, какие новости. И Сергей обещал приехать. Маша с Таней вернулись в Москву. Я купил им маленькую квартиру недалеко от нас. У Тани все хорошо. Ты увидишь. Она стала красивой.

— Ой, — заплакала наконец Алена. — Как это здорово. А я, наверное, опьянела. Вдруг слезы вернулись ко мне. Я думала, их больше нет.

Она ушла спать. Если так называется уход в мир снов наяву, в которые нельзя поверить, в границы тревожных, сладостно пьянящих мыслей. Да, ее жизнь вернулась, смотрит ей прямо в глаза, как не зажмуривайся. И в этом немыслимом калейдоскопе Алена сейчас выделила лишь одно. Александр приехал ее спасать. Он закрыл собой ее мужа. Он ранен, неподвижен, страдает. Он один. И как это возможно… Как это возможно, что усталое, истерзанное тело Алены от этой мысли оживает, заживает, загорается, как от живой воды? Как это возможно?! Она сжимается, сопротивляется, а желание так повелительно ее разворачивает к одному пониманию. Алену тянет к Александру. Тянет не сострадание, не только. Не жалость, этого нельзя испытывать к такому сильному человеку. Ее тащит, несет, сносит с поверхности земли страсть, такая, которой еще никто не испытывал. И совершенно не важно — красив он или уже нет. Будет ходить или нет. Осталась ли в нем мужская сила. Алена боится лишь одного: что он ее не примет. Он ведь чуть не погиб, спасая ее мужа. А у него такие жестокие принципы. Но как бы все ни сложилось, что бы ни думали и ни чувствовали люди вокруг, Александр в том числе, Алена будет гореть в своем сладком пламени. Ей достаточно того, что было. Может, это и есть любовь. Та ее разновидность, которую мало кто испытывал. И в том их счастье, тех, кто не в курсе.