Роль, заметная на экране

Разжалобив себя такими воспоминаниями, я подошла к окну. Теплый ветер приносил с противоположного берега незнакомые запахи цветов и трав. Шум леса сливался с невнятным журчанием воды, плескавшейся под моим окном. На реке стало уже совсем темно, хотя вода кое-где еще светлела, отражая небо. Длинный самосплавный плот долго канителился на повороте. При свете костра черные фигуры делали на нем какие-то непонятные движения, будто плясали. Потом плот, круто завернув, попал в черную тень берега, и только красный огонь костра светился яркой точкой, пока не исчез за поворотом…

Слабый крик птицы скользнул над рекой. На мелкой ряби посредине заплясали блики, и яркая луна выплыла из-за облаков.

Я уже улыбалась. В таком красивом месте, в такой великолепный вечер унывать было совершенно невозможно…

Наверное, все живые существа тянутся к семье. Даже громадный голошеий орел в зоопарке (я видела это сама) собирал хищным клювом палки и щепочки, пытаясь устроить на полу подобие гнезда, хотя был одинок в своей клетке. Видно, таков извечный закон природы… Но я ведь была не совсем без семьи…

С первых дней в училище у меня появилась подруга — Вера Коняшина, маленькая, старательно тянущаяся в струнку девочка по прозвищу Коняша. Все эти годы она была мне близка, как родная, и до сих пор она такой же мой верный друг. И со всеми в нашем классе я дружила… И в интернате меня любили…

А в медпункте я всегда находила родного человека и бывала с бабушкой столько, сколько хочется каждой маленькой девочке быть около своих родителей. Это не было попыткой обмануть себя, как делал орел в клетке зоопарка! Нет! Я знала, что бабушка полюбила меня так же, как и я ее! Когда мои одноклассницы подросли, они стали называть ее, как и старшие, Ольгой Михайловной, а для меня она осталась бабушкой. Все праздники и каникулы я проводила дома у бабушки. И мое самое нарядное платье, повешенное на стене боцманской каюты, подарила к выпускному балу она. И все мои любимые книги, которые я захватила сюда, чтобы на досуге перечитать, подобраны ею…

Бабушка теперь пенсионерка, и в училище, где проработала сорок лет, она только дорогая гостья. Ну а я, конечно, постоянная гостья бабушки, родной человек в ее семье. Анна Николаевна Александрова — единственная дочь бабушки, и в детстве я называла ее тетя Аня. Она часто шутила:

— Искандарова — это по-русски Александрова. Выходит, и фамилия у нас одинаковая. Значит, ты, Раенька, действительно моя родная племянница…

Словом, здесь, на пароходе, я совсем не одна… И трудной роли бояться нечего — мы с Коняшей привыкли в училище заниматься больше других… Хотя и другие тоже занимались немало. Такая уж у нас школа — кто не умеет работать, не может стать балериной.

Вадим тогда, в Москве, деликатно выпытывал, много ли у меня поклонников в училище. Это было очень смешно. Ребята из нашего класса думали лишь о том, как бы не уронить меня на пол во время танца. Я даже улыбалась-то им только по приказанию педагога… До улыбок ли при такой работе!.. Но, хотя я очень смеялась над вопросом Вадима, мне было лестно, и я не рассказала об отношениях с партнерами в школе. А он сказал: «Вы чудесная!..»

Да, день, о котором я столько мечтала, прошел совсем не так. Ну и что же? Мне предстоит исполнять замечательную роль! И здесь тетя Аня и Вадим… Я было хотела посмотреть в зеркало: похожи ли все-таки мои глаза на стеклянные, но решила, что изменить их все равно нельзя, и спокойно улеглась на ужасно жесткую койку боцмана.

* * *

Первой на пароходе поднималась ассистент Лена. Ее босоножки на резиновой подошве делали шаги неслышными, и сразу раздавался осторожный стук в дальнюю дверь и негромкое:

— Валя, Вася, уже шесть… Вставайте.

Она будила кинооператоров. Задержавшись у их двери, она через несколько секунд повторяла уже сердито:

— Вставайте, я вам не нянька, будить больше не буду! Валя, Вася! Ну вставайте же!..

Я слышу этот разговор уже неделю и знаю, что сейчас голос Лены послышится на корме около помещения, где живут артистки кордебалета:

— Девочки, вы встаете? Ведь я же вам свой будильник отдала! Больше будить не буду, я вам не нянька! — И после паузы добавляет: — Девочки! Вы же опять позавтракать не успеете! Вставайте!

Это тоже повторяется ежедневно. Потом Лена обязательно ахнет или охнет и засмеется:

— Здравствуйте, Евгений Данилович! Извините, я спросонья, в таком виде…

— Доброе утро, Ленуша! — раздается на нижней палубе глуховатый голос нашего режиссера.

Иногда он шутливо добавляет что-нибудь насчет железок, на которые по утрам накручены Ленины светлые волосы, иногда озабоченно о чем-нибудь спрашивает.

После этого на гулкой нижней палубе раздается множество шагов — все торопятся. Из камбуза доносится звон кастрюль.

Тут поднимаюсь и я. Река приветствует меня в окно то легким туманом, то сверканием солнечных бликов.