Я его любил, он меня любил. Мы сказали друг другу об этом. Барт никогда меня не защищал, но меня читал с нежностью и коротко писал мне. Он был единственным, кого я считал своим наставником. Он был кем угодно, но только не властителем дум. Он говорил тем, кто смеялся надо мной в его присутствии, что я «последний проклятый писатель». А когда я спрашивал, почему он так говорит, он отвечал: «
потому что ты не был присвоен интеллектуальным полем». И добавлял: «Это к лучшему». Последний раз, когда я его видел, в Сен-Жермен-ан-Ле, в воскресенье, я был полон беспокойных вопросов. Вместо ответа он прямо на улице поцеловал меня в губы и укусил за верхнюю губу[976].Верный и щедрый, Барт часто встречается со своими друзьями, по возможности помогает им публиковаться или пишет что-то о них, для них. Но такая опека не превращается в последовательную линию поведения. Хотя участие в жюри премии Медичи позволяет ему поддерживать отдельные книги или писателей (например, Тони Дювера в 1973 году, Жоржа Перека в 1978-м), хотя его связи в издательстве Seuil
помогли ему пробить публикацию странного эссе Бутта, он не хочет подчинять свои эмоциональные связи шантажу, включать их в круг одолжений и благодарностей. Некоторые даже упрекали его за пренебрежение по отношению к ним. Таков случай Перека, который, по воспоминаниям, посещал семинары Барта в 1960-е годы и чье творчество от «Вещей» до «Я вспоминаю» и «Инфра-обыденного» несет на себе отпечаток влияния Барта-семиолога, того, как он демистифицирует образы существующего общества, демонстрируя пристрастие к вещам, перечислениям, материи повседневности. Читая его первые тексты, Барт проявил большой энтузиазм и несколько раз писал ему. «Мне кажется, что я вижу все то новое, что вы можете… ожидать [от вашей книги], не реализма детали, но реализма ситуации в лучших брехтовских традициях: роман или история о бедности, неразрывным образом связанной с образом богатства, – это прекрасно, это такая редкость сегодня»[977], – пишет он ему в 1963 году. Перек признал свой долг. На выступлении в университете Уорик в 1967 году он заявил, что для создания «Вещей» были нужны четыре автора: Флобер, Антельм, Низан и Барт. Три раза Барт обещал ему публично выразить свою поддержку, но статьи о Переке так и не последовало. Констатируя, что он пишет о многих художниках и писателях (Соллерс, Гийота…), Перек сожалеет, что Барт не сделал того же для него:Чтение вашей статьи о Массене в недавнем Observateur
в очередной раз заставило меня сожалеть (и, должен сказать, все горше) о вашем молчании. Влияние, которое вы оказали вашим преподаванием и текстами на мою работу и эволюцию, было и остается таким сильным, что мне кажется, что у моих текстов нет иного смысла, иного веса, иного существования, кроме того, которое им могло бы дать ваше прочтение[978].Эта манеру обращаться с близкими людьми отмечает и Эрик Марти: «Наставник всегда находится вне институций, он не оставляет ничего в наследство»[979]
. В то же время у него периодически возникает спонтанное желание написать авторам, чтобы их поддержать. Жан-Поль Шаван вспоминает о том, как получил в 1976 году от Барта очень теплое письмо после выхода своей первой книги, «С.», в издательстве Toril. Он жил в провинции, вдали от литературных кругов, был молодым, совершенно неизвестным автором, опубликовавшимся в малоизвестном издательстве: это письмо стало для него важнейшим стимулом.