Читаем Роман полностью

- Бог не выдаст - свинья не съест, - отрезал Антон Петрович, разбирая вожжи и грузно усаживаясь в заколыхавшейся телеге, - Ну, Господи, благослови честных тружеников!

Он чмокнул губами, поддернул вожжи, и, увлекаемая не слишком резво потянувшей лошадью, телега покатилась.

- Ромушка, голубчик, проследи, чтоб он не сильно увлекался! - крикнула Лидия Константиновна.

- Непременно, тетушка! - махнул рукой Роман.

Антон Петрович подстегнул вожжами лошадь и, когда она нехотя побежала, запел свою неизменную попутную: Раззудись, плечо!

Размахнись, рука!

Ты пахни в лицо,

Ветер с полудня! Они ехали "луговой" дорогой, которая пролегла через спрятавшуюся в ивняке водяную мельницу, пересекала по крепкому, свежесработанному мосту реку, долго ползла в гору, а потом, рассекая огромное ржаное поле надвое, тянулась до Маминой рощи, - молодого лиственного леса, как плешинами, выеденного крестьянскими лугами. Когда поехали рожью, лошадь побежала резвее, дядюшка достал часы, глянул:

- Мдас. Седьмой час. С опозданьицем, с опозданьицем... Мужики с пяти косят.

- Ничего, нам простительно, - пробормотал Роман, закуривая.

- Смотри, хлеб не сожги, Герострат! - хлопнул его дядя по плечу, - Косу держать не разучился в своих столицах?

- За три года... не знаю.

- Ничего, вспомнишь, - дядя убрал часы и со вздохом произнес, - Косить русскому человеку непременно нужно. Непременно! Трудиться физически - святое дело. А мужику помочь еще святее. Он ведь на всех на нас работает, спину гнет. На артистов, на художников....

- Значит, дядюшка, вы всегда ездили косить из чисто альтруистских побуждений? - усмехнулся Роман.

- Не совсем так, - Антон Петрович махнул своей большой рукой, отгоняя слепня, - По молодости - пробовал себя, форсил, осваивался, так сказать, в новой сценической обстановке. Потом в средние годы косил для поддержания тонуса. А теперь кошу в основном ради христианской помощи ближнему

- Не верю, дядя Антон! - засмеялся Роман, обнимая Антона Петровича, - Ой, не верю!

- Святая правда! - укоризненно приложил руку к массивной груди дядюшка, но глаза его сияли лукаво и озорно.

- Дядюшка! Дядюшка! - сильней рассмеялся Роман, откидываясь назад.

Смех овладел им неожиданно и сильно. Он хохотал до слез, откидываясь назад, сжимая в руке гаснущую папиросу, хохотал, пряча лицо в ладони, постепенно заражая смехом Антона Петровича.

- Дядюш...ка... ой... ха-ха-ха!!! Дядя Антон!

- Что ты, Господь с тобой, - бормотал, подсмеиваясь, Антон Петрович.

- Дядя... ох... не могу... ха-ха-ха!

- Смотри, воздухом подавишься!

- Да как же... да..ха-xa-xa! ох....

- Рома.... хе-хе-хе... Роман... Прекрати... хе-хе-хе.

- Ох-ха-ха!!! Ох-ха-ха!! Дядя.. Ох-ха-ха!

- Рома.... хе-хе-хе... Рома... хе-хе-хе... телегу... телегу не развали...

- Ой...ха-ха-ха!!!

- Хе-хе-хе... хе-хе-хе... хе-хе-хе.

Антон Петрович начинал смеяться сильней и сильней. Вскоре и он затрясся и захохотал так, что лошадь, вздрогнув, покосилась на них.

Некоторое время дядя и племянник были отданы во власть безудержному смеху.

Когда, наконец, приступ прошел, Антон Петрович, отерев рукавом слезы, пробормотал:

- Да, грешен, грешен, чего уж говорить. Грешен.. ох... и лукав. А все потому, что лицедействовал тридцать лет.

- Дядя, с вами не соскучишься, - Роман в свою очередь вытирал слезы, Теперь я и впрямь косу не удержу.

- Ничего, Бог поможет, народ научит.. Ээ.... Да что же мы эдак плетемся. А ну-ка... - Антон Петрович раскрутил над головой конец вожжей и звучно вытянул лошадь по лоснящемуся на солнце крупу, - Пошла!

Лошадка взяла резвой рысью. Телега с грохотом понеслась по дороге. Поле кончилось. Въехали в Мамину рощу Почуяв лес, лошадь пошла шагом.

- Дядюшка, а почему роща зовется Маминой? - спросил Роман, раскуривая потухшую папиросу

- Понятия не имею. Надо будет у стариков спросить.

- Спросим на покосе.

- Спросить-то, спросим, а я вот ломаю голову, с кем косить...

- Ну, у кого народу поменьше.

- Безусловно. Но как тебе сказать. Косить - это как поприще идти вместе. Не с каждым человеком хочется.

- Дядюшка, решайте сами.

- Я вот и решаю...

Дорога ползла через молодой ольшанник. Вокруг лошади вились слепни и мухи. Взмахивая по ходу смоляным хвостом и потряхивая шеей, она вяло отгоняла их. Впереди уже слышались отдаленные голоса. Лес густел и старел с каждым шагом. Дорогу обступили березы, частый орешник протянул длинные ветви, из-за которых выплыл красавец дуб с курчавой просторной кроной. Осматривая проплывающий мимо лес, Роман покачивал спущенными вниз ногами, с удовольствием пускал папиросный дым, замечая, как красиво повисает он в безветренном лесном воздухе. Справа показался просвет и яркая зелень луговой травы. Там же виднелись фигуры косцов. Это был луг Косточковых - семейства богатого и многодетного.

- Эти сами справятся, - проговорил Антон Петрович, - Там за ними еще два луга - Павликовых и Федоровых. Тоже людьми Бог не обидел...

Роман вспомнил многочисленных белобрысых детей одноглазого балагура Тимофея Федорова по прозвищу Дубец и улыбнулся.

- Слева косит вдова Гудилиха. Поедем-ка к ней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза