Роман

Антон Петрович сильно потянул за левую вожжу, лошадь свернула с дороги и поехала не очень старым дубняком, по продавленной в траве колее. В неподвижных зеленых ветвях перекликались птицы, косые лучи еще не жаркого солнца падали вниз, на обрызганную росой траву.

Задевая свешенными ногами верх травы, Роман сразу сквозь лапти и онучи почувствовал прохладу.

Он спрыгнул с телеги и пошел рядом.

Дорога свернула вправо, дубовая роща неожиданно расступилась, и не слишком большой Гудилихин луг распластался перед ними. Однако весь он был аккуратно скошен, и ровные ряды травы лежали от края и до края.

– Тппрр! – Антон Петрович натянул поводья. – Вот тебе, бабушка Гудилиха, и Юрьев день. Когда ж она успела? Неужели вчера?

Роман потрогал срезанную траву. Она еще не успела завять.

– Может, сегодня?

– Кто его знает, М-да… – почесал щеку Антон Петрович. – Ну да ладно. Все к лучшему, Роман Алексеевич! Садись! Поедем на Миронов! Там, брат, сейчас если не Бородинское сражение, то уж в крайнем случае – Куликовская битва! Нно!

Роман вспрыгнул на телегу, лошадь потрусила краем луга.

Они немного проехали по лесу и въехали на огромный Миронов луг, принадлежащий Красновским, – красивейшее место во всей Маминой роще. Впечатляющая картина открылась им: человек пятьдесят мужиков шли ровным строем, равномерно взмахивая косами. Поодаль, с края леса, стояли шесть подвод, вокруг которых бегали ребятишки и суетились несколько женщин. Все здесь дышало настроением большой и спорой работы.

– А мы, олухи, хотели ехать к какой-то Гудилихе! Вот где настоящее раздолье! – Дядя хлестнул лошадь, и, по скошенным рядам, она подъехала к другим телегам.

Ребятишки и бабы окружили прибывших.

– Желаю здравствовать вам, труженики поля! Бог в помощь! – произнес на весь луг Антон Петрович, встав на телеге во весь рост.

Бабы, наклоняя повязанные платками головы, зачастили свое «здравствуйте», косцы, не отрываясь от дела, громко приветствовали Воспенниковых и улыбались.

В Крутом Яре Антона Петровича знали все, к его шуткам и чудачествам давно привыкли. Романа узнавали не сразу, но, узнавши, одобрительно качали головами: бабы стали звонко, наперебой звать его «Роман Лексеичем», говорить, охать и смеяться:

– Ох, Роман Лексевич, чтой-то вы, как мужик, в лаптях обулися!

– А я вас сразу и не признала.

– Неуж косить с нами? Ой-ей!

– Антон Петрович сподобил, стало быть.

– А ён кажный год косит, во как!

– Косит, как мужик.

– Это ж надо так, Царица Небесная, руки бить зря…

– Вы же поуморитесь. Господи…

– Роман Лексевич, водицы испить не желаете?

Доставая из-под сена косы, Роман с улыбкой покачал головой.

Какая-то баба принялась помогать ему снимать холстины с лезвий, другая – молодая, черноглазая – стала ловко распрягать лошадь.

– Привяжи покрепче и дай травы, – властно посоветовал ей Антон Петрович, а сам, подхватив косу на плечо, двинулся к косарям.

Роман, сунув в карман штанов точило, последовал за ним.

«Неужели я снова на покосе?» – с тихой радостью подумал он, проходя ряды свежесрезанной травы. Косящие мужики с любопытством поглядывали на него.

– Давно косите, братцы? – спросил их Антон Петрович, подходя.

– Недавно… Не шибко давно… – последовали ответы вразнобой.

Мужики остановились, но не сошли со своих мест. Кое-кто достал точило и стал с быстрым лязгом водить им по косе.

– Как косится? Роса хороша? – спрашивал их Антон Петрович.

– Ничаво… Хорошая… – отвечали мужики.

– Что ж, Петр Игнатьевич был с утра?

– Ён в обед обещалися… – почесал в лохматой голове ближайший к дяде мужик.

– Ну, ладно, косите с Богом, а мы за вами…

Мужики принялись косить.

Антон Петрович прошел к краю луга, туда, где начинались ряды, заступил в густую, не скошенную еще траву, достал точило и, наклонившись, стал долго, обстоятельно точить косу. Роман встал чуть поодаль и последовал примеру дяди.

– Господи, благослови, – перекрестился Антон Петрович, взмахнул косой, срезал первое полукольцо, затем второе, потом третье и пошел тем неспешным шагом косаря, которым шли на тридцать шагов впереди его крутояровские мужики.

Наточив свою косу, Роман убрал в карман точило и хотел было начать, как почувствовал, что на него смотрят. Он оглянулся. В лесу, сзади него, стояли бабы и ребятишки. Все они смотрели на Романа во все глаза.

«Черт бы вас побрал, – весело подумал Роман. – Эдак я и косить не смогу».

И действительно: взмахнув косой, срезал траву слишком высоко; затем, наоборот, прижал непослушную косу совсем низко, зацепив землю.

«Господи, помоги, – взмолился про себя Роман, чувствуя, как краснеют его щеки. – Я же умел, Господи, не дай осрамиться перед ними».

Но предательская коса не слушалась, вырывалась из рук, резала не там, где надо.

– Господи, Господи, – шептал Роман. Ему казалось, что стоящие сзади бабы уже подсмеиваются над ним, подталкивая друг дружку крепкими плечами.

В это время Антон Петрович оглянулся и, подмигнув Роману, произнес:

– Коси, коса, пока роса!