Роман

Кончиком пальца Роман провел по маленькой руке, сжимающей лук. Рука была хрупкой, тоненькой, но в то же время сильной, уверенной.

«Хрупкое может быть сильным, – безотчетно подумал Роман. – И это по-настоящему красиво».

Повернувшись, он окинул взглядом деревянную комнату, словно благодаря ее за все то новое, что вошло в него здесь сегодня. Внизу за окном слышались голоса. Один из них принадлежал Татьяне.

«Еще вчера я бы не выделил этого голоса, – радостно подумал Роман, – а сегодня я слышу его отдельно от всех других».

Он прошел в дверь и по винтовой лестнице стал спускаться вниз.

Спустившись, он прошел по коридору и вышел на крыльцо. Перед ним стояла старая дядина коляска, запряженная Костромой, с Саввой на козлах, который, завидя Романа, привстал и, кивая плешивой головой, запричитал:

– Здравия желаем, Роман Лексеич, здравия желаем, многоспасительный наш!

– Здравствуй, Савва, – кивнул Роман старику, ища глазами среди суетящихся у коляски родственников Татьяну.

Но ее там не было.

Роман оглянулся и вздрогнул: она стояла рядом с ним, за обвитым плющом столбиком крыльца, и смотрела на него.

– Вы… – произнес Роман и замер, не в силах оторваться от ее глаз.

– Я про лестницу забыла предупредить вас, – сказала Татьяна, отводя глаза. – Очень крута, а вы еще слабы.

– Я уже спустился, благодарю вас, – автоматически ответил Роман, поражаясь красоте ее рук, нервно и в то же время неторопливо перебирающих листья плюща.

– Поправляйтесь, – произнесла она, не глядя не него. В ее фигуре чувствовалось беспокойство, полуоткрытые губы были прелестны.

– Спасибо вам, – произнес Роман и добавил с внутренним трепетом: – Татьяна Александровна.

Звук своего имени странно подействовал на Татьяну, это словно успокоило ее. Слегка улыбнувшись, она посмотрела Роману в глаза и проговорила:

– Не за что благодарить.

И снова знакомая алая волна затопила грудь Романа по самое горло, не давая вздохнуть. По всей видимости, лицо его в этот момент тоже изменилось, отразившись тут же, как в зеркале, в Татьянином лице. И по ее взволнованным губам и отведенным глазам он понял, что с ним творится. Ему стало неловко.

– Рома, мы уже готовы. – Тетушка подошла к ним и трижды поцеловала Таню в покрасневшее лицо, повторяя: – Спасибо вам, голубушка, спасибо, ангел вы мой!

Роман зачарованно смотрел, как Татьяна безвольно, с налетом грустного отстранения подставляет лицо под тетушкины губы.

– Спасибо, душа моя! – подошел Антон Петрович и в свою очередь расцеловал прелестные Танины руки. – Жду вас с папенькой на мой день рождения. Не забудьте!

– Как же забыть… – улыбнулась Таня.

Роман чувствовал, что никакие силы не способны оторвать его от общения с этим существом. Превозмогая себя, он неловко поклонился и пошел к коляске, медленно переставляя одеревеневшие, словно не свои, ноги.

Забравшись, он сел на кожаный пуф спиной к Савве, в то время как Воспенниковы не торопясь разместились напротив.

– Прощайте, голубушка, Татьяна Александровна! – крикнула Лидия Константиновна, махая рукой Татьяне, так и стоящей у обвитого плющом столбика крыльца.

Антон Петрович приподнял с головы белую фетровую шляпу и летним зонтиком тетушки слегка толкнул Савву в плечо. Старик, засмотревшийся на пасущуюся неподалеку стреноженную кобылу лесничего, хлестнул кнутиком Кострому, и коляска резво покатилась.

Полуобернувшись, Роман ничего не видел, кроме стройной фигуры в сером платье. Коляска катилась, дядюшка и тетушка что-то говорили ему, а он все смотрел и смотрел на уменьшающуюся Таню, неподвижную, словно фарфоровая статуэтка. Но – вдруг статуэтка ожила и медленно пошла влево от крыльца.

– Ромушка, как твоя рука, скажи мне правду, – умоляюще склонилась к нему Лидия Константиновна.

Между тем дорога резко вильнула в лес, и Таня пропала за густой, яркой стеной зелени.

Роман повернул лицо к чете своих родственников и, пожалуй, впервые за все времена они вдруг показались ему скучными.

– Что же ты молчишь? – тетушкина рука коснулась его плеча.

– Что? – вопросительно посмотрел на нее Роман.

– Я спрашиваю, как твоя рука?

– Прекрасно, – усмехнулся он. – Теперь все прекрасно.

– Как прекрасно? Наверняка ведь болит. Ты придерживай ее другой рукой…

– А что же ты, братец, на свой трофей не посмотрел? – спросил Антон Петрович, расстегивая ворот своей косоворотки. – Он же на дворе у них распятый висел, сходил бы!

– Что? Кто распятый? – бормотал Роман, бесцельно обшаривая глазами лес.

– Да волчище! Волчище твой у них на пялице во дворе, здоровенный, как прямо медведь! Надо было б посмотреть!

– Антоша, ну что ты с этим волком, будь он неладен! Рома, Клюгин тебя перевязал хорошо? Теперь я сама тебе буду перевязки делать, у меня это лучше получается. Не трясет руку? Савва! Что ты гонишь так, езжай потише!

– А и потишай можно! – замотал головой старик, подтягивая вожжи. – Пр, пр, пр! Охолони-ко!

Кострома побежала медленней.

Антон Петрович во все глаза смотрел на племянника, массивное лицо его источало азарт и чисто охотничье возбуждение.

– Рома, голубчик, ну теперь ты расскажи, расскажи поподробней, как все было! – с нетерпением попросил он.