Роман

Утвердившись на столе, Антон Петрович потребовал себе бокал с шампанским и настоял, чтобы все также наполнили бокалы и стаканы.

Когда просьба его была исполнена, он заговорил:

– Братья славяне! Грустно, беспримерно грустно сознавать, что чудесный день сей миновал, как минуют тысячи, миллионы других дней нашей земной жизни. Все, все проходит, сказал иудей Соломон. Но – не проходят вера, надежда, любовь, добавим мы, русские христиане. Не проходят и не пройдут они вовек, ибо они не камни, не песок, не плоть человеческая. Из поколения в поколение передаются они, нетленные и вечные, и благодаря этой нетленности мы знаем их и храним. Хоть и грустно, что солнце этого дня давно закатилось и через какие-то два-три часа ознаменует своим появлением другой, новый день, но зато как радостно, что день минувший положил отсчет нового времени для двух любящих сердец и для всех нас. Вот я сказал про эту радость и… о чудо: я и забыл, что грустил минуту назад о дне минувшем! Новое время, новая жизнь дали нам радость сию, а посему нет и не может быть места грусти в наших сердцах – радость и только радость, дорогие мои соплеменники. Пусть вечно длится для нас эта радость, пусть будет вечной эта свадьба, это веселье! И пока я жив, клянусь Богом, друзья мои, я сделаю это! Завтра или, точнее, сегодня продолжим мы наш праздник, непременно продолжим! А посему, селяне, поклонитесь новобрачным, и с молитвою, я повторяю – с молитвою! – ступайте по домам, спите, набирайтесь сил, чтобы к обеду снова быть здесь и возрадоваться, так сказать, с новой силой. Да. Но с одним условием отпущу я вас, с одной просьбой: не запирайте нынче двери, оставьте их открытыми, как делали это некогда наши прапрадеды, дабы светлый дух праздника мог беспрепятственно войти в любой дом и осчастливить хозяев своим присутствием. Поистине, счастье и достаток не уйдут из этого дома вовек, так что не запирайтесь, люди русские! И не торопитесь встать пораньше, как привыкли вы, выспитесь вволю, наберитесь сил, а к трем часам пожалуйте к нам, все, все, непременно все! С новой силой будем мы пить и есть во славу нового времени, времени любви! Поднимем же последний бокал ушедшего дня за день грядущий! Виват!

– Ураааа! – закричали мужики, поднимая стаканы с водкой.

Все выпили.

Роман с Татьяной пригубили игристое вино и посмотрели в глаза друг друга.

– Неужели нас оставят одних? – спросила Татьяна.

Вместо ответа он поцеловал ее пальцы.

– Мне не верится, что весь этот народ уйдет и будет тишина… – продолжала она.

– Я люблю тебя, – шептал Роман ее пальцам.

– Да и как-то жалко, что они уйдут… они такие хорошие…

– Я люблю тебя.

– Милый… – она провела рукой по его светлым мягким волосам. – Я так люблю тебя, что боюсь чего-то.

– Ты боишься? Чего же?

– Это трудно понять тебе… вот сейчас боюсь поставить этот бокал на поднос. А вдруг это разрушит нашу любовь?

Роман осторожно взял у нее бокал и поставил вместе со своим на поднос, который неподвижно держал «кумачовый» парень.

Татьяна смущенно улыбнулась и опустила голову.

– Я кажусь тебе глупой? – тихо спросила она.

– Я обожаю тебя, – сказал он и, осторожно взяв ее за плечи, поцеловал прелестное опущенное лицо.

Вокруг же все было в движении: крестьяне, выпившие, по совету Красновского, еще «на посошок, чтоб дойти вернее», кланялись новобрачным и отходили, направляясь к дороге, Антон Петрович громко упрашивал тетушку «спеть из “Нормы”», Рукавитинов, отец Агафон и сидящий на траве Клюгин о чем-то спорили, Красновская что-то оживленно пересказывала попадье, «кумачовые» парни мелькали среди гостей.

Тетушка, решительно отказавшись от «Нормы», подошла к новобрачным.

– Ну вот, дети мои. Танечка, ты бледна, ты много вынесла сегодня, ангел мой… – Тетушка поцеловала ее. – Ты прекрасная, красивая, я так рада за тебя и за Рому! Я так волновалась, наверно, не меньше твоего. Ромушка! – Она поцеловала Романа. – Счастье твое вижу глазами покойных родителей твоих и радуюсь еще больше. Милые, милые дети мои! – Она взяла их за руки. – Пойдемте, я провожу вас в ваши покои.

– Как?! Они покидают нас? – воскликнул Антон Петрович, заметив движение тетушки.

– Да, да, друзья! – решительно сказала тетушка, держа новобрачных за руки. – Молодые давно уже хотят уединиться, мы утомили их своим стариковским весельем!

– Ну что вы, тетушка, – Роман поцеловал ее руку. – Нам так хорошо с вами, но просто…

– Просто мы вам немножечко надоели! – вставил Антон Петрович, и все засмеялись. Роман и Татьяна переглянулись и заулыбались.

– Милые юные создания! – подошел к ним дядюшка. – Мы вас прекрасно понимаем. Окажись мы с Лидочкой на вашем месте, то сбежали бы гораздо раньше! Вы оказались терпеливей, за что от всей нашей изъеденной молью и посыпанной перхотью стариковской камарильи низкий вам поклон!

Он поклонился.

Гости обступили молодых, а удаляющиеся с песней крестьяне махали платками, шапками и выкрикивали слова благодарности и прощания.

– Счастья вам, дорогие мои, – поцеловал молодых Куницын.

– Здоровьица, здоровьица, милуй вас Господи! – обнимал их отец Агафон.