Роман без героя

Альберт Иванович со скептической улыбкой на интеллигентном лице пожал плечами и поправил на переносице съехавшие на нос очки. В горячей молодой голове, не остывшей ещё от радости свалившегося на её обладателя счастья в виде спонсорской помощи сумасшедшего старикашки, умиротворённо мелькнуло: «Ну, что тут поделаешь, коль наша наука давно с катушек съехала… Лишь бы не надул, старый чёрт!». Но, нащупав реальные, а не виртуальные купюры в кармане, успокоился: «Этот сумасшедший на мошенника не похож. Да и чем я рискую, в конце концов! Ночью тело вывезут в больничный морг, засунут его, болезного, с биркой на ноге холодильник, а в журнале отметку поставлю: «из комы не вышел». Вот и вся вам, профессор, наша наука! Вульгарно, с вашей точки зрения? Нет, обыкновенно, с нашей. Ведь «vulgo» с латыни и переводится как «обыкновенно».

17.

Под утро следующего дня профессор привёз из лаборатории готовую голову клона тела Владимира. Саша Чуркин постарался на славу. Кажется, младший научный сотрудник выжал всё возможное и даже невозможное из новейшего трёхмерного принтера, который директор НИИ Бергман успел буквально накануне объявления санкций Евросоюза в отношении непокорной России за большие деньги купить в одной из ведущих стран Запада. Сходство было абсолютным. Хотя и это слово не отражало восхищение пополам со священным ужасом, который всякий раз при взгляде на «лицо» «Володи №2» охватывал и Чуркина, и самого профессора. Как и вся искусственная оболочка для «Божией искры», Атмана сына профессора, «лицо» было изготовлено из наностирола, новейшего синтетического материала, который внешне невозможно было отличить от живой человеческой кожи.

В пять утра, лучшее, ещё по мнению Сократа, Пифагора и Платона, для переселения душ в новые для себя тела, Игорь Васильевич приступил к завершающему этапу своего гениального эксперимента, призванного перевернуть все имеющиеся научные и религиозно-философские мировые доктрины о происхождении человека на земле, о вечном круговороте жизни и смерти, слов Брахмана, который утверждал, что бессмертная сущность живого существа перевоплощаться снова и снова из одного тела в другое. Сам профессор не считал себя гением. «Я просто к доктрине Брахмана добавил не тело младенца, а искусственную оболочку, созданную по образу и подобию заранее выбранного оригинала», – объясняя рождение идеи, говорил профессор самому себе.

Самый ответственный этап революционного эксперимента начался ровно в 5 утра по Москве. Искусственная оболочка «Владимир №2» была подключена к аппарату жизнедеятельности ГЖЭ – генератору жизненной энергии. К гнезду, расположенному на месте левого неразвитого мужского соска клона из синтетического материала, профессор дрожащими от волнения руками подсоединил атманоприёмник, в котором была зафиксирована Божия искра – Атман Владимира, пойманный в хитроумную ловушку при отделении души от умирающего тела сына профессора.

– Господи! Благослови!.. – перекрестился Игорь Васильевич и включил ГЖЭ.

На выходе атманоприёмника загорелся красный светодиод. Это означало, что пойманный в ловушку Атман, перешёл в предложенное ему профессором тело.

С замиранием сердца Игорь Васильевич следил за процессом реинкарнации, не зная, чего ожидать в следующую секунду самого главного в его жизни научного эксперимента. Вот ещё минуту назад безжизненный синтетический клон вздрогнул, будто просыпался от глубокого сна. Суставы его ног и рук едва заметно распрямились, вытянулись – так обычно человек потягивается после долгого сна, – но глаза были закрыты. Профессор прибавил мощности генератору жизненной энергии. Стрелка прибора взлетела и упёрлась в красную линию, предупреждающую о предельной нагрузке ГЖЭ.

Глаза «Владимира №2» по-прежнему были закрыты. Лишь ресницы чуть подрагивали и из левого глаза, торя себе дорожку, покатилась слеза необычного тёмно-фиолетового, почти чёрного цвета. А потом изнутри оживающего тела послышался уже эмоционально нейтральный, почти механический голос. Кто-то сказал на мёртвой латыни:

– 

Adnotatum Moskau Suisse Judacum illum immortalem, que se Christi crucifixioni interfuisse affirmavit.

Эта фраза была повторена трижды, чтобы профессор смог её перевести и понять сказанное. Волохов перевёл: «В Москве появился известный бессмертный еврей, которого Христос, идя на распятие, обрёк на искупление».

Тело к этому времени приобрело здоровый цвет молодого человека, каким и был Владимир, и только на лице никак не исчезал сероватый оттенок. А когда открылись глаза и в их глубине профессор заметил едва заметные красноватые точки, будто там тлели ещё не угасшие угольки, Волохов к своему ужасу понял всё, что произошло.

– Это – ты? И ты – не мой сын… – берясь за сердце, выдохнул профессор, оседая на пол.

– Я не твой сын, – ответил тот, кого сотворил гений Волохова. – Но ты – мой названный отец.

– Как это вышло? – будто самому себе задал этот вопрос Игорь Васильевич. – Я же всё рассчитал, всё выверил, должно было получиться…