Роман без героя

– В образе огромного животного – черного пса, который появлялся во внезапной вспышке света и внушал человеку смертельное чувство ужаса. Роста этот черный пёс был с теленка, глаза большие – красные или огне-желтые, горящие светом ада.

– Сказки, – засмеялся Котов.

– Тихо, товарищ Котов! Дай дослухать, – отозвался с места возницы Петр Ефимович.

– Так в той же самой летописи сказано было, как, кажется, в 1577 году этот Нечистый, черный пес то есть, пришел в Слободу, в только что отстроенную церковь Вознесения Господня и бросился на толпу молящихся.

– Ну, и… – заинтересовался Котов.

– Ну, и, коснувшись двух крестьян, собака подожгла их…

– Как это? – не понял Карагодин, забыв про колдобины на дороге. – Как – «подожгла»?

– Ну, не спичками, конечно, – ответил Богданович. – Коснулась своей свалявшейся черной шерстью двух православных – и сгорели они заживо. Собака же исчезла в яркой вспышке света, но следы ее лап, как утверждает летописец, остались.

Некоторое время ехали по лесной дороге молча.

– Сюды, верно, тот черный пёс убег, – высказал предположение Петр Ефимович, напряженно выслушавший эту легенду.

– Враньё-ё… – зевая, ответил начальник райотдела НКВД.

– То-то и дело, что враньем все это назвать трудно, – возразил Яков Сергеевич. – Будучи в Германии, я тоже столкнулся с упоминанием черного пса в Восточной Пруссии, якобы обитающего в Мазурских болотах. Там прусские крестьяне прозвали Черного дьявола Воющим. Мол, всегда к беде, к смерти грешника воет, поживу чувствует пес…

– И все параметры совпадают? – привстал на локте Котов. – И рост, и размер красных глаз?

– Все, – кивнул Богданович. – И не только в Пруссии. Немало свидетелей, как я выяснил, есть тому черному псу и в Англии и Уэльсе. Уже при вое этого огромного пса, которого там называют Мягкой Лапой, человека охватывает необъяснимое чувство ужаса.

Яков Сергеевич повернулся ко мне:

– Что это может быть, доктор? Легенда? Или многочисленные свидетели в разных странах говорят правду. Ну, не могут же сговориться свидетели в России, Пруссии и в Англии между собой? Да еще жившие в разные времена…

Я, помнится, ответил, что-то насчет коллективных галлюцинаций и элементарного обмана зрения. И что в нашем мире, наполненном катаклизмами, войнами и революциями, неврозы страхов все сильней. И черный пес – это не меньше, но и не больше, чем некая галлюционизированная неврозами людей форма внутренних и внешних страхов. И в этой галлюцинации виновато богатое человеческое воображение. Мол, если галлюцинация просто внешняя форма некоего аспекта внутренних страхов и переживаний, то фольклору, на мой взгляд, не нужно создавать и поддерживать такую форму.

Котов и Карагодин ничего из моей лекции не поняли. А Богданович лишь пожал плечами:

– На свете много есть такого, друг Горацио, что неизвестно нашим мудрецам…

– Неизлечимых сумасшедших нужно расстреливать, – заявил Котов. – Так для любого общества лучше. Выгоднее, чем содержать их в психушках и безопаснее.

Карагодин молча правил лошадьми.

Через полчаса, на подходе к молодому подлеску, нас встретила непогода.

В один миг стемнело, и день превратился в ночь. Карагодин управлял парой лошадей, не разбирая дороги. В кромешной мгле, раздираемой лишь ослепительными вспышками молний, он попеременно хлестал то комбедовскую соловую кобылку, то своего любимого Сокола, как злейших врагов народной власти. Лошади, приседая от страха перед стихией и хлестким кнутом, несли расхябанную телегу с нами, седоками, по заколоденной лесной дороге, которую в разверзшемся кромешном аду даже не ощупь было не отыскать растерявшемуся человеку.

После очередной молнии, ушедшей в макушку придорожной ели, Петр Ефимович, хотел было перекреститься – не вышло. Рука будто скрючилась сама собой и не послушалась хозяина. Он только погрозил черному небу и хрипло прокричал кому-то:

– Пронеси!..

После этих слов молния ударила в метре от телеги. «Следующая – наша», – мелькнуло у меня в голове.

Я знал, что не раз Петра Ефимовича уже била молния. Слободчане сказывали, что с малолетства за ним, тогда еще совсем дитяти, гонялось небесное копье. Когда-то до смерти напугал его небесный шар, медленно облетевший голову мальчика. Ничего такого вроде бы и не произошло – шар повисел над головой ребенка и уплыл туда, откуда прилетел, – только вот рубашка на малолетнем Петрухе загорелась… С тех пор отпечатались на лице черные следы ожога, а слободчане прозвали его Петрухой Черным.

Да, верно, не бывает худа без добра. После того удара молнии пробудилось у Карагодина Петра Ефимовича редкостное качество – нюх поострее собачьего. За считанные минуты находил председатель слободского комбеда припрятанный от продразверстки хлеб. Псу бы больше времени понадобилось!.. Да еще не каждая собака найдет такую хитрую похоронку.