Роман без героя

– Встать!… – заорал Карагодин, но тут же рассмеялся: как встанет этот паралитик? Просто его нужно подвинуть, сковырнуть с одеяла и посмотреть хорошенько – что там, под матрасом?

Петр взялся за край покрывала и сдернул его на пол. Паралитик откатился на край кровати, но не упал. И все так же во все глаза смотрел на чужака, крупно моргая: да, да, да.

– Зенки закрой! – сплюнул Карагодин, чувствуя, как в груди просыпается чёрная ненависть к этому человечку. Он знал, что после приступа ненависти к горло подступит тошнота, кровь отхлынет от лица – и на минуту он потеряет сознание, отключится от реального мира, от всего, что происходит с ним. И ничего не будет помнить об этом провалившемся в тартарары времени. Ничегошеньки…

Петр пошарил рукой под матрасом и вытащил из-под него шкатулку, изящно сработанную из красного дерева, с резной крышкой и с желтым игрушечным замочком.

– Ага!.. – потряс он шкатулку, в которой что-то загремело. – Попалась, златая рыбка!

Мальчик пошевелился, протестующее заверещал.

– Молчи, сучок! Молчи! И зенки задрай!

Петруха ковырнул замочек кинжалом – и достал содержимое. На дне полупустой шкатулки лежали два золотых кольца и массивная брошь, усеянная белыми сверкающими камушками. Посреди броши, на зеленом камне, золотом горела какая-то надпись, выцарапанная готическим шрифтом.

Хозяин замка принадлежал к старинному рыцарскому ордену. И если на клинке кинжала было начертано «Необходимое зло», то на медальоне ордена должны были выграверованы слова древнегреческого драматурга Менандра: «Время – врач всех необходимых зол».

– Дорогая вещичка, Дитер!… – повеселел Карагодин. – Живём, парень!

Паралитик заволновался. Это было видно по глазам. Потом он замычал, призывая Петра положить вещь на место.

– Тихо, тихо, немчура проклятая, – сказал Петр, думая, какую из подушек бросить мальцу на голову – он боялся этого взгляда и застывшей полуулыбки на лице уродца.

Любой свидетель, даже немой – опасен. Он выдернул из-под головы массивную подушку в бордовом напернике, отвернулся к зеркалу.

Но прежде чем Петр перекрыл дыхание мальчика, уродец хрипло позвал кого-то истошным криком:

– Varus³⁷!.. Vas!

Карагодин изо всей силы зажал подушкой рот Дитера. Тот даже не засучил ножками, судорожно дернулся пару раз… И затих под легкими перьями, надерганных, на его беду, из крыл ангела смерти.

Петр с облегчение вздохнул. Но торжествовать победу было рано.

Где-то в глубине сводчатого коридора замка отрывистым хриплым лаем отозвался пес. Послышался странный звук, будто кто-то сталью скреб по скользкому камню, – так когтистые лапы на поворотах царапали скользкий пол.

В следующее мгновение в комнату влетел огромный черный пес. Он, осадив бешеный бег, уткнулся слюнявой мордой в ноги мальчика. Потом, мгновенно группируясь, напружинился – и полетел в долгом прыжке на Петра, целясь в горло врага.

Рядовой Карагодин, считавшийся не слабым воякой в своей роте, успел выхватить из-за ремня трофейный кинжал. Собака, ослепленная злобой, в горячке атаки не заметила подставленный стальной клинок. Она грузно села на жало, взвыв на весь замок. Штык пропорол ей живот. Да так, что собачьи внутренности вылезли наружу, как на скотобойне из вспоротой туши кулем вываливается ливер.

Пес дернулся, забрызгивая Петруху черной кровью, задрал морду, испустив последний вой. И затих.

«Славный тесачок-то, – вытирая о покрывало, на котором лежало бездыханное тельце мальчика, подумал Петр, – славный».

Карман приятно оттягивала дорогая фамильная вещь с каменьями. На золотой цепи. Такую штуковину, размышлял он, на груди с гордостью носили эти люди, закованные в железяки. Пусть и ему послужит.

Уходя из комнаты, где Пётр совершил своё преступление, он невольно обернулся на жертву. Чёрного пса, которого он только что зарезал, не было.

– Чёрт! – привычно чертыхнулся Карагодин. – Уж не дурной ли сон мне снится? Кишки собачине выпустил, а её на месте нет. И ни пятнышка крови… Чертовщина какая-то!

Глава 20

ВОЙНА ПОДЛОСТЬ НЕ СПИСЫВАЕТ

Восточная Пруссия. Город Сольдау. 1914г.

В прусском городке Сольдау генералу от кавалерии Александру Васильевичу Самсонову было особенно тяжко. Для его астмы близость мазурских болот была губительна.

Но командующий армией не терял духа.

– Доктор, – лежа на диване, позвал он меня. – Когда ваша хваленая медицина научится лечить эту треклятую астму? Может быть, поискать какого-либо немецкого профессора? Немцы-то, с их научным прогрессом, уже, наверное, умеют…

Кашель безжалостно душил командующего.

– Нет, Александр Васильевич, увы, но даже немцы не умеют пока лечить эту болячку…

– Надо бы научиться, – после приступа сказал он, вытирая слезы.

– Вот кончится война, тогда займемся наукой…

– А вы по какой медицинской части специализировались в академии?

– Психиатрия.

– Вот никогда не думал, что так интересно в «желтом доме» сидеть…

– Познай себя, тогда познаешь вселенную, – ответил я генералу. – Чего проще изучать психику на самом себе? Даже собак резать не нужно.

Генерал встал с дивана, подошел к окну.