Роман без героя

– Что молчишь, старый осёл? – не зло спросил Горин, думая о своём. «Сколько может стоить неожиданный подарок судьбы – фамильный медальон старинного рыцарского ордена? С этой «штучкой», пожалуй, можно и имение под Мценском отыграть. Да что там старенький флигель! Можно и родителям Анастасии пыль в глаза пустить. Пыль-то – бриллиантовая».

– Будь исполнено, ваше благородь… Подберем бедолагу.

И санитар крикнул, дергая за брезент:

– Назар! Вылазь!.. Работенка есть…

– Шо б ты сдох, дед! – отозвался полупьяный голос его напарника.

Брезентовый полог откинулся, и показался молодой санитар с недопитой бутылкой трофейного шнапса за пазухой.

– Гляди, на патруль нарвемся – Самсон Самсоныч пропишет тебе похмелку!

Парень заржал:

– Так рази это водка? Это, дед, дезинфекция… От всякой нечисти первейшее лекарство! А тута и раненые, и разложившиеся. Вонища… – Он дернул за вожжи. – Но, родимая!..

Каурая, скосив равнодушный взгляд на возницу, уперлась копытами в сколькую немецкую брусчатку, и печальная повозка тронулась в сторону кустов. Молодой санитар, натянув вожжи, слез с рундука.

– Кажись, жив курилка!.. – сказал он усатому.

– Тогда тащи, Назар… Мертвое – к мертвым, живое – к живым…

Глава 21.

ЖАЖДА ВЛАСТИ – СИМПТОМ НЕИЗЛЕЧИМОЙ БОЛЕЗНИ

ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.

ГАЛИЦИЯ. СЕНТЯБРЬ 1914 года

Горин только слегка ранил мародера. Не попал командир в опозорившего его солдата. Или не захотел попасть… Бог ему судья. Наверное, так было угодно и Верхнему и Нижнему Мирам.

Далее путь Петра Ефимовича пересекался с моим. Мне пришлось обрабатывать рану от пули на спине Карагодина, которая оставила буквально царапину. Но санитары нашли Карагодина без сознания, в глубоком обмороке. То, что молодой солдат потерял сознание при таком незначительном ранении, тогда я списал на страх. И, увы, поставил ошибочный диагноз.

Это был приступ эпилепсии. Чёрной эпилепсии. Больной участок коры его головного мозга начал давать сбой, посылая импульсы к мышцам тела.

Немцы, воспользовавшись «непостижимой неподвижностью» правого фланга наших войск (армию Самсонова от армии Ренненкампфа уже отделяли около 100 вёрст) ударили по Сольдау со стороны Танненберга. Бои были жестокими. В мазурских болотах, куда загнал немец остатки нашей армии, погиб поручик Горин.

Рядового Карагодина я уже было отправил на передовую, как вполне годного к участию в военных действиях, но тут Петр неожиданно взмолился:

– Доктор! Меня постоянно тошнит, голова гудит, как наковальня под молотом…

– Рана не беспокоит?

– Рана не болит, – сказал он и кулаком постучал по груди. – Здесь теперь ноет. Стра-а-шно!..

Я повнимательнее осмотрел пациента и понял: это «мой» больной. Ведь профессор Гельгард утверждал на кафедре, что я – прирождённый психиатр.

Немецкая профессура, начиная с конца 18 века, оставила заметный след на кафедре психиатрии моей альма-матер – военно-медицинской академии. Да и мой учитель профессор Гельгард обучил меня достаточно точной методе диагностирования психических отклонений. Без ложной скромности скажу, что уже тогда, в самом начале первой мировой, я мог без погрешностей определить, в ком вялотекущая шизофрения (а она, по мнению Гельгарда, вяло протекает практически у каждого человека), а кто серьезно болен истерией, эпилепсией или все той же шизофренией средней или тяжёлой формы. Патологические изменения личности – вот ключ точного диагностирования любой психической болезни.

И эти внутренние изменения я заметил у своего пациента, моего земляка Петра Карагодина. После первого же сеанса регрессивного гипноза я узнал от пациента Петра Карагодина, что он пытался убить чёрного пса в каком-то прусском замке. Пришёл туда рядовой Карагодин, чтобы поживиться трофеями, ограбить замок попросту. Пёс этот, по его словам, оказался бессмертным. Пётр выпустил ему кишки, но через несколько минут после этого они сами убрались в брюхо собаки, раны на глазах Карагодина затянулись и собака чуть не прожгла его сердце своим жутким взглядом.

Тогда я думал, что это явная галлюцинация больной ауры этого жесткокого человека. Мы долго с ним разговаривали на разные темы. Я пытался понять, КТО он и ЧТО он? Каковы целевые установки этой личности? Без этого, считал я, лечить его чёрную болезнь, которую, по словам Петра Ефимовича, «на него напустил чёрный пёс», было бессмысленно.

Как-то перед очередным сеансом гипноза он спросил меня:

– Я вот давно хотел узнать, господин поручик: палач и тот, кому он рубит башку, они ведь тоже связаны одной верёвочкой?

Я поразился вопросу и в свою очередь задал ему свой:

– А зачем ты хочешь знать об этом?

– Я хочу быть первым! Быть первым – это быть главным. Быть главным – быть жестоким, без нюней и жалостливых слёз. Как, это я к примеру, Иван Грозный…

– Значит, жаждешь власти?

– Жажду, ваше превосходительство! Ох, как жажду!.. В горле всё от ентой немыслимой жажды свербить и пересыхает…

Я немного поразмышлял над его исповедью и решился на один смелый эксперимент.

– Ты же, Петруха, мой земляк?

– Ну, из Красной Слободы родом… С ентой, как её, с Аномалии.