Роман без героя

– Спасибо, товарищи за доверие. Я в лесу вступлю в партию. Гадом буду, что вступлю… – Он заморгал глазами, боясь уронить слезу. – Если я не вернусь из продовольственного рейда, то досрочно прошу считать меня коммунистом…

– А если вернешься? – поинтересовался Разуваев, сворачивая козью ножку.

– Тогда не считайте.

Вениамин Павлович шмыгнул носом.

– Но я вернусь, братцы! Ей Богу!.. Мне одному много не съесть…

Богданович кивнул, прошептал на ухо Котову:

– Правду говорит. Вот бочку выпить может… И хоть бы что. Талант.

Вредный Разуваев и тут подпустил свою ложку дегтя:

– Да и еще попробуй обоз хлебушком набить. У наших куркулей зимой снега не выпросишь… Я был в продотряде.

– Последнее своим заступникам отдадут! – сказал Григорий Петрович. – Немцы вешать людей начнут, насильничать, сами к нам потянутся.

– Вешать будем мы! – грозно перебил сына командир. – Земля будить гореть под ногами оккупантов!

Котов встал, крепко пожал руку Петру Ефимовичу:

– Вот это разговор, товарищ командир! Чувствую, есть, есть еще порох в пороховницах.

Начали составлять длинный партизанский список.

– А кто нас лечить от смертельных ран станет в том лесу? – вдруг вспомнил обо мне Разуваев.

– А наш доктор на што? – вскинул бровь Петр Ефимович. – Он хоть и из «бывших», но наш!

– Что заканчивали, Фока Лукич? – сняв пенсне, поинтересовался Богданович.

– Военно-медицинскую академию…

– Еще при царском режиме, конечно? – рисуя на листочке какую-то замысловатую геометрическую фигуру, спросил Котов.

– Да, перед самой революцией… – ответил я.

– Почему не уплыли на «философском корабле»? – строго спросил Семен Иванович.

– Не взяли, выходит…

– Это не ответ, – констатировал он. – Но продолжим допрос… Ваша фамилия, если не секрет?

– Альтшуллер, – сказал я.

Собравшиеся на тайную вечерю застыли в ожидании.

– Вы, товарищ, еврей по национальности?.. – осторожно прощупал национальную почву Яков Сергеевич.

– Немец, – ответил я.

Собравшиеся ахнули: война-то с немцами!

– Обрусевший немец…

– Что значит – обрусевший? – спросил Котов, бросив на меня сверлящий душу взгляд. – Может, вы еще скажите – русский фашист?

Я испугался его взгляда. Сразу же вспомнились подвалы губчк в двадцать первом… Спас меня Петр Ефимович, сказав, что знает меня давно, с окопов первой мировой. Что воевал я храбро, лечил умело и прочее. Но я ответил на вопрос об «обрусевшем немце»:

– Обрусевший, это значит, что мой предок, мюнхенский аптекарь Альшуллер еще при Иване четвертом приехал в Московию лечить русских. От него и пошел наш род – русских медиков Альтшуллеров.

– Ну вот, – обрадовался Богданович. – Вот всё и прояснилось, слава Богу… Вполне подходящая, считаю, кандидатура для партизанского доктора.

– А я так не считаю… – протянул Котов, помечая что-то себе в книжечку остро заточенным карандашиком. – Лучше бы его интернировать туда, куда следовало, когда немец прёт на Москву и дороги кишат немецкими шпионами.

– А лечить от смертельных ран кто будет? – не унимался Разуваев.

– Есть предложение! – нашел выход Григорий Петрович. – Товарищ Котов! Мы его в лесу кандидатом в партию примем… Как только отличится, так и примем. Должен же у нас быть свой процент интеллигенции в партийной организации отряда?

– Одобряю, – поддержал мысль комиссара Богданович.

– Есть вопросы, закрывая секретное совещание, спросил Яков Сергеевич.

– У матросов нет вопросов! – за всех ответил Разуваев.

Глава 29

ДАН ПРИКАЗ: ЕМУ – НА СЕВЕР

Продолжение партизанского дневника доктора Лукича

16 января 1942г.

Урочище Пустошь– Корень.

База отряда «Мститель».

Уже в начале января продовольственные припасы, на заготовку которых бросили все силы при создании лесной базы, закончились. Жена начальника взвода разведки Василия Разуваева, которую в слободе почему-то прозвали Гандонихой, вчера сварила жиденький кулеш на воде из последних остатков пшена.

В отряде ропот: мол, партизанское начальство «от пуза жрет», с девками, что прибились к отряду, в его хозчасть, на нарах в протопленных землянке тешится. Короче, «санаторию себе устроили». А с начала войны ни один «мститель» из леса ни ногой, немца или полицая живого не видели.

Знают ли об этих «антипатриотичных» настроениях партизан отец и сын Карагодины. Внешне и командир, и комиссар спокойны, уверены в себе. Тарас Шумилов наладил какой-то самодельный детекторный радиоприемник. На наушники слушаем Москву, сводки Совинформбюро. Наши дали под Москвой фрицам по зубам. Это воодушевило. Радоваться мешает голод. На пустой желудок слободской человек радоваться не привык.