Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Очень прошу, сообщите о них, пусть они мне напишут.

И дети пишут матерям. Пишут домой и в адресные столы, разыскивают в больницах и в местах лишения свободы. И если находят, бросаются к ним, не разбирая дороги.

Леночке К. исполнилось 11, когда ее мать попала в психиатрическую больницу. Мать пила и заболела, а девочку определили в интернат. Лена выросла, вышла замуж, дочь поднимает, а мать не бросила. Три года ходила за ней, все муки вынесла и похоронила достойно: «Мать она мне все-таки…»

Николай Никитович ушел домой и вдруг неожиданно вернулся и привел Мишу из 2-го класса.

— Полюбуйтесь, торговал с матерью черемшой у магазина. Продадут, уедут на тот берег и будут пить.

Уши у Михаила грязные, на лбу ссадина, под ногтями черно.

— Неужели тебе хорошо у матери?

— Хорошо. Очень хорошо, — тихо произносит мальчик.

В самом начале зимних каникул прибегает Максим из 5-го «Б».

— Брат за мной приехал. За мной брат приехал! — неестественно громко говорит он и поглядывает на брата снизу вверх. Тот стоит рядом, вид помятый, одет небрежно. Но мальчишка счастлив и горд — и за ним приехали! Ему страшно — вдруг не отпустят?

Максим переминается с ноги на ногу, теребит в руках шапку, как-то ошалело улыбается.

— Где твои варежки? Зима на дворе.

— Да вы не волнуйтесь. Мне не холодно.

И нет его уже…

Как-то перед самоподготовкой пришла Лара.

— Я хотела о маме нашей поговорить. Она давно в больнице. Левая часть парализована, говорит плохо. Старшая сестра понимает, а я ничего не разбираю.

— Вы часто к ней ездите?

— Редко.

— Ты считаешь, она виновата в том, что с ней произошло?

— Виновата. Пила много. Она потом даже на лак перешла.

— С какого возраста вы в сестрой в детдоме?

— Я с пяти лет, а сестра с шести.

— Понимаешь, вас никто не осудит, если вы не будете к ней ездить. Но раз ты пришла, раз завела этот разговор, значит, тебя что-то мучает! Значит, тебе ее жалко? Или я тебя не так поняла?

— Конечно, жалко. У нее ведь никого нет. И у нас никого нет.

— Сколько ей лет?

— Тридцать семь.

В личном деле Раи лежала справка:

«…К вам направляется девочка, найденная в Центральном универмаге. Как пояснила девочка, ее оставила в универмаге мать…»

Девочке не было четырех лет. Ее поместили в детский дом, затем в интернат. Она росла, училась. Через 15 лет, когда Рая заканчивала школу, мать вернулась за ней. Она увидела высокую, красивую, быструю и легкую в движениях девушку. Это была ее дочь. И она увезла ее.

— Как же ты поехала за ней после всего? — спросила я Раю, когда, уютно устроившись на диване в моей квартире, она рассказывала про свою жизнь.

— Как поехала? Да она же мать моя!

Зимнее утро. Иду на работу высоким берегом реки. Справа внизу замерзшая река, а здесь, под соснами, кто-то уже протоптал аккуратную неглубокую тропинку. Тропинка узкая, двум встречным не разойтись, а ступишь в сторону — и по колено провалишься в мягкий, пушистый снег. Но навстречу никого. Мороз за двадцать, безветренно и тихо. Из маленьких изб на правом берегу тянутся в небо вертикальные дымы.

Я сворачиваю в парк, прохожу через школьный стадион, иду мимо теплицы. В это время года теплица похожа на большой белый сугроб.

Около столовой дети разгружают сани с хлебом. Лошадь переминается с ноги на ногу, фыркает, и кудрявый пар из ее ноздрей истаивает в морозном воздухе. Пахнет хлебом, лошадиным теплом и снегом.

У перехода смахиваю веничком снежную пыль с сапог, вхожу и иду живым детским коридором.

Через несколько минут начнется урок, и переход опустеет. После занятий сюда придет дежурный класс. Сегодня среда. По средам в интернате генеральная уборка и баня.

Своей бани у школы нет, а городская стоит недалеко, на берегу Енисея. Первыми моются самые маленькие. Старшеклассники бегают по одному. Сдал объект воспитателю, полотенце под мышку и на берег, в баню.

Уклад жизни в интернате вырабатывался годами и на первый взгляд мог показаться строгим, жестким и даже суровым. Особенно если помнить, что в интернате детям больше всего нужны ласка, сердечное тепло, сочувствие и сострадание.

Но здесь держатся простой истины — жалость унижает и воспитывает ленивого и никчемного человека. Чем раньше ребенок узнает вкус пота, тем крепче будет держаться на ногах, когда вырастет. Втрое крепче должен держаться ребенок, оказавшийся на краю. За ним ни родительской спины, ни стен родного дома.

Интернатские дети умели все: ремонтировали столы и стулья, вставляли стекла, столярничали, выращивали рассаду, в походе за минуту ставили палатки, разжигали костер одной спичкой. Руки у ребят были золотые, и им всегда находилось дело — в интернате вечно латали дыры. От услуг уборщиц здесь отказались, только туалеты убирали нянечки. Школа держалась на самоуправлении. Девочки и мальчики сами следили за одеждой и обувью, три раза в день мыли полы в теплом переходе, в столовой, в спальнях, в школе. Кроме того, убирали огромную интернатскую территорию, готовили, шили, делали крупный и мелкий ремонт, белили.