Док остановился. Володя подошел к нему и схватил веревку. «Пускай он лучше меня убьет, — подумал он с отчаянием, — но я не разожму пальцев». Иришка встала рядом, как маленький смелый котенок. Так они стояли, шумно дыша, и дергали веревку, и топтались на месте, будто разучивая какой-то танец. А от домика уже шел к ним вразвалку тряпичник. Лицо у него было будто ошпаренное кипятком, а нос синий, как в довоенные времена.
— Нуте-ка. Нуте-ка! — забормотал Док, завидя подмогу.
— Все равно приду! — крикнул Володя, мельком взглянув на выкрикивающую что-то Иришку, девчонку-приблудыша, за жизнь которой придется бороться теперь и ему, а не только за свою жизнь, и, ненавидя, презирая этого красногубого человека, вцепился зубами ему в руку и, почувствовав, как зубы его впились и в кожу, и в кости, что было силы сжал челюсти.
— Ах ты! — вскрикнул от боли Док. — Ах ты…
— Не трогайте его. Не трогайте! — с плачем кричала Иришка.
— Отстань от ребятов, — сказал тряпичник, подходя ближе. — Ну что с ними связался? Иди-кось подмоги бабе, видишь, еле волокет.
— Хорошо, Василий Федорович, иду, — вдруг покорно проговорил Док, отпуская веревку. — Но это ведь… конкуренция в некотором роде, и я должен обратить ваше внимание на…
— Вали отсель, — оборвал его дядя Вася и пошел к дому.
Док поддел своей деревянной ногой санки, погрозил Володе кулаком и захромал к воротам кладбища.
Быстро темнело. В стороне рва послышался стук, кого-то еще опустили… Остро сверкнули первые звезды, из-за крыш домов выплыла яркая луна. Домой!
Володя шел все быстрее. Они вдвоем тянули санки. Он шел и думал о том, что девочка хоть и маленькая, но смелая, просто молодец, с такой не пропадешь. И хорошо, что дома есть вода и кое-какие дрова: доска. Правда — пилить ее еще надо, но это пустяки.
Доску они распилили быстро, хотя Иришка неумело дергала пилу двумя руками и косила ее то в одну сторону, то в другую. На пол летели смолистые опилки, и Володя жадно принюхивался к вкусному запаху дерева. Раньше, до войны, он и не замечал, что дрова имеют такой приятный запах, а теперь ему казалось, что учует запах доски даже под снегом.
Он уложил в печку лучины и доску, потом полез за пазуху, вытащил грязный носовой платок, в котором были завернуты спички. Чиркнул и тут же Володя огорченно чертыхнулся: ведь можно было поджечь лучины от коптилки! Иришка испуганно взглянула на него: что случилось?
— Да ничего, — успокоил ее Володя. — Сейчас сварим суп. Да?
— Конечно, — торопливо согласилась Иришка, делая глотательное движение, и, запинаясь, спросила: — А сколько ты… мне дашь… супа?
Он поставил на печку кастрюлю с водой, разбил плитку жмыха на куски. Опустил в теплую воду, кинул туда несколько лавровых листиков. Целую пачку их они с мамой как-то обнаружили в буфете.
Доски жарко пылали, и от воды уже поднимался душистый парок, а Иришка с напряжением, вытянув шею, глядела в его сторону. У нее даже рот приоткрылся. «Ох, если бы ее карточки не сгорели», — подумал Володя.
— У тебя и ложки-то нет.
— Есть! — вскрикнула Иришка. — Есть у меня ложка.
Она поспешно сунула руку в валенок, пошарила там и вытянула за бечевку маленькую серебряную ложечку.
На стене покачивались тени от их голов, похожие на два черных шара, насаженные на тонкие, гибкие штыри. Потрескивали в печке доски, скулил, врываясь в ржавую трубу, огонь, и сама печка, раскаляясь, слегка похрустывала.
— Разве этой наешься, — вздохнул Володя и достал из буфета большую ложку. — Сколько-сколько… Болтай поменьше. Потом мы нагреем воду, и ты помоешь свою физю, — сказал он строгим голосом. — И лапы. Поняла?
— А па-а-том ты по-омоешь свою физю, — сказала Иришка кукле, сажая ее себе на колени. — И потом нам расскажут сказку.
— Много хочешь.
Но Иришка глядела на него таким умоляющим взглядом.
— Хорошо, расскажу. Про… смелую девочку, которая танцевала в цирке на проволоке. Ну вот. Жила-была девочка. Очень-очень красивая. Знаешь, у нее глаза были какие-то необыкновенные, словно перламутровые.
— Перламутровые?
— Да. Такие серебристо-синие, переливающиеся. То вдруг светлые-светлые, когда девочка смеялась, то вдруг темные-темные, когда она грустила. Так вот. И смелая-смелая. Подумай — сколько надо храбрости, чтобы ходить по проволоке, под самым куполом цирка!
Вытянув шею, Иришка глядела на Володю. Она широко открыла глаза и замерла.
— О, как это опасно — ходить по проволоке! — проговорил Володя, воодушевленный вниманием девочки. — Такая высотища, голова кружится, а она идет — и хоть бы хны.
— Хоть бы хны? Как это?
— Как-как, ну хоть бы что! Суп уже готов. Давай поедим, а потом я тебе расскажу дальше.
Он снял кастрюлю с огня, разлил варево в тарелки. Быстро поели. Иришка отставила тарелку и сонно, выразительно поглядела на кровать. Пролепетала:
— Завтра я помою тарелки… И комнату. Хорошо?
— Шмыгай под одеяло.
Даже сквозь шерстяные рейтузы чувствовалось, какие у нее холоднющие коленки. И вся она как лягушонок, вынутый из воды.
— Можно, я о тебя погреюсь? — прошептала Иришка.
— Чего еще… — проворчал Володя, а сам подвинулся к Иришке.