любопытная деталь, отодвигающая на второй план хромоту дьявола как рецидив падения с небес и вводящая бытовую причину болей в колене. Сатана Булгакова, чрезвычайно многоликий и исполняющий множество мини-ролей в романе, в этой сцене максимально очеловечен, вплоть до указаний на его «земную» болезнь. Ряд исследователей говорит о ревматизме Воланда, связывая эту сцену с чертом Ивана Карамазова у Достоевского (например, Йованович 1982: 42). Мотив больного колена у автобиографического героя появляется и в «Записках покойника» (4, 521), и в повести «Тайному другу» (4, 552). Кроме того, Булгаков сам страдал ревматизмом. Однако похоже, что в МиМ Булгаков-врач наделяет Воланда признаками совсем другой болезни, известной ему по врачебной практике в Вязьме и Киеве и появлявшейся и в других его произведениях («Белая гвардия»). Сифилис — устойчивый мотив творчества писателя, описывающий не только телесный недуг некоторых героев, но и стоящий за этим социальный разлад (например, венеролог Алексей Турбин «звездное заболевание» Русакова в «Белой гвардии» связывает с «тучей» идущих на Киев с красной звездой на папахах большевиков). Мотив сифилиса возникает в набросках МиМ (у персонажа, который впоследствии получит имя Азазелло, «один глаз вытек, нос провалился» — Булгаков 1992: 207; голос — «гнусавый сифилитический», а в окончательном варианте — только «гнусавый» или «треснувший» голос). В этом плане черная мазь Геллы, врачующей Воланда, ассоциируется с черной ртутной мазью, фигурирующей как «великое средство» против сифилиса в рассказе Булгакова «Звездная сыпь» (1,137).
Брокен
Традиционные участники шабаша — ведьмы и черти. По описаниям статьи «Шабаш ведьм» в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, из которой Булгаков сделал выписки для романа, при свете пылающих факелов следует «бешеная постыдная пляска ведьм с чертями» в присутствии сатаны «в образе козла с человеческим лицом».
В сценах шабаша опущены подробности ночного распутного действа, хотя в ранних вариантах они были достаточно пространно описаны. Сцена бала, восходящая к «черной мессе», тоже предполагала насыщение эротикой, ибо «регламент» шабаша предусматривает особую кульминацию — «брак» сатаны с ведьмой. Согласно различным описаниям церемонии подразумевали целование ведьмой anus’а козла, в облике которого пребывал сатана. Откровенно эротические сцены ранней редакции, где поведение Маргариты было адекватно требуемому ситуацией канону, Булгаков опустил в ходе дальнейшей работы, сохранив их глухой отголосок, что, безусловно, является свидетельством осторожности обращения писателя с материалом и дистанцирования от бульварных подробностей и стилистики массовой литературы, эксплуатирующей эффектные возможности этой темы. Особый ее извод — тема «советского шабаша». Она появилась еще в пьесе «Блаженство», в которой тема бесовства, охватившего Москву в 1930-е гг., была развита, однако, достаточно осторожно. Герои, очутившиеся в эпохе Ивана Грозного, приняты за нечистую силу, их причастность к инферно подчеркнута временными ссылками — канун 1 мая — т. е. Вальпургиева ночь, время сбора нечисти на Брокенских горах (см. об этом: Булваков 1994: 78–79).
Как особый шабаш описано и ночное бдение литераторов в Доме Грибоедова.
языковая игра, рассчитанная на комический эффект от осознания эвфемизма, скрывающего выражение «чертова бабушка».
знак владения земным миром.