Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

ночь <…> разоблачала обманы —

фраза выполняет в большой мере роль камуфляжа, поскольку разоблаченные обманы не делают происходящее яснее. Бегемот превращается в шута, «демона-пажа», которому в традиционной свите Князя тьмы нет места. Между тем в раннем варианте все было более традиционным, и Бегемот сохранял обличье черного кота, обычно отождествлявшегося в мировых культурах с нечистью: «Бегемот же съежился, лишился дурацкого костюма, превратился в черного мясистого кота с круглыми зажженными глазами» (562-7-1-39 об.)

Фраза: «Воланд летел тоже в своем настоящем обличье» (5, 368) — также загадочна, потому что в тексте романа сатана меняет свой облик несколько раз, к тому же в вариантах романа он выглядел в этот момент по-разному. Так, в редакции 1934 г. Воланд летел в черном бархате с тяжелым мечом на боку и с «мрачным боевым черным вороном» на плече; в рукописи 1936 г. его сопровождал «конвой воронов». В окончательном тексте романа облик Воланда далек от рыцарского, а описание его коня усиливает ощущение тьмы и мрака.

Самый таинственный облик принимает Коровьев, превратившийся в темно-фиолетового рыцаря.

на месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы —

тема цирка присутствует в МиМ постоянно, причем чаще всего применительно именно к Коровьеву: его одеяние в первой же главе — «жокейский картузик» (в вариантах «жокейская шапочка») и «клетчатый кургузый <…> пиджачок» в сочетании с «глумливой физиономией» (5, 8) или «усишками <…> как куриные перья» (5, 47) производит впечатление несуразного клоуна. Оно усугубляется в последующих главах, где в контексте цирковой темы предстают Бегемот, «чрево-вещательский кот», и Азазелло, зачастую воплощающий цирковое амплуа рыжего (отмечено Р. Джулиани). Цирковой мотив поддерживается выступлением «велосипедной семьи», более уместным в цирке, нежели в Варьете; упоминанием Колизея (пусть даже в названии ресторана) как аналогичного цирку с его борцовскими (гладиаторскими) боями; а также неоднократным использованием циркового термина «фокус» (в главе 27-й: «рана кота <…> была не чем иным, как фокусом» — 5, 335) и т. д.

Глава «Последние похождения Коровьева и Бегемота» представляет собой образец клоунады с традиционными амплуа рыжего и белого клоунов. Рыжий клоун, сценическое имя которого было связано с париком огненно-рыжего цвета, в этом дуэте носил маску недотепы, неуемного проказника, «по-детски наивного и <…> непосредственного хитреца» (Цирк 1979: 291). Эта характеристика полностью применима к манере поведения Бегемота. Сходство в использовании яркого, кричащего грима, в акценте на гротескный аляповатый костюм позволяют и Азазелло определить как Рыжего клоуна. В буффонадной клоунаде преобладал дуэт («неразлучная парочка» Коровьев и Бегемот с их постоянным соперничеством и трюками), но использовалось и клоунское трио — Белый и два Рыжих.

Белый первоначально носил прозвище «Жан-Мука» (отсюда белый цвет как основной в его внешности) и по характеру был «заносчивым насмешником». Со временем он приобрел черты «умничающего резонера, склонного к риторике, поучениям и показному благородству» (Цирк 1979: 62). Это описание вполне применимо к Коровьеву.

Интерес к цирковому искусству проявляется и в других булгаковских произведениях, например, в сцене репетиции в «Записках покойника». К цирку имели отношение многие из знакомых Булгакова (Маяковский, Д. Бедный, А. Арго, Б. Эрдман и т. д.). Появление цирковых номеров в сценах Варьете, возможно, вызвано и тем, что Второй московский государственный цирк в 1926 г. был преобразован в Мюзик-холл.

темно-фиолетовый рыцарь —

к образу темно-фиолетового рыцаря Булгаков в МиМ подходил несколько раз. В различных редакциях существуют «неизвестный всадник в темном», появлению которого на террасе (на самом деле — на крыше) одного из самых красивых домов Москвы (т. н. Пашкова дома) предшествует «шорох как бы летящих крыльев», и «фиолетовый всадник», низвергнувшийся в одной из редакций на Воробьевы горы. По первоначальному замыслу, фиолетовый всадник выполнял функцию связного между Иешуа и Воландом, в окончательном тексте возложенную на Левия Матвея.

Темно-фиолетовый цвет (в устойчивой цветовой гамме булгаковского творчества чрезвычайно редкий) интерпретируется исследователями как цвет траура (Б. Соколов) или — заимствованный с живописных полотен — цвет врубелевского Демона, «Шестикрылого серафима», «Азраила», которого писатель, по мнению Л. Яновской, мог видеть в Русском музее летом 1934 г. (Яновская 1987: 108; в последнем случае и шорох крыльев, который предшествует появлению темно-фиолетового рыцаря, можно истолковать как явление Демона).