Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий

Как финал пасхальной мистерии, в которой «художник-демиург разрушил проклятие прощением» (Е. Миллиор), рассматривается сцена отпущения Пилата в 32-й главе. Следует отметить в этой связи одну особенность композиции романа: всякий раз формула конца (а их в романе четыре) в подтексте завершается воскресением Иешуа — как если бы реализовывался принцип, сформулированный им самим в воображаемом разговоре с Пилатом: «Мы теперь будем всегда вместе <…> Раз один — то, значит, тут же и другой! Помянут меня — сейчас же помянут и тебя!» (5, 310).

не оказалось ни одного человека —

повествователь фиксирует как будто бытовой аспект происходящего. Автор же вводит мотив замкнутого сакрального пространства. В МиМ есть несколько таких «магических» пространств: опустевшая «вдруг» аллея на Патриарших, где завязывается сюжет, подвальчик мастера, палата в клинике Стравинского (ср. опоясывающий здание балкон из небьющегося стекла), Варьете, где магический круг представлен буквально кругом (ареной). В них и происходят наиболее существенные, с точки зрения замысла, события.

будочка с надписью «Пиво и воды» —

отмечена связь этой «бытовой» сценки с аналогичным фрагментом у Ильфа и Петрова (Каганская, Бар-Селла 1984: 167). Объединяющая сцены деталь — запах «парикмахерской» (в «Великом канцлере» «фруктовая пахла одеколоном и конфетами» — Булгаков 1992:26) — в обоих случаях предвосхищает появление специфического персонажа. Аналогичное переплетение мотивов встречается и в повести Ю. Слезкина «Козел в огороде» (Смирнов 1991).

Нарзану нету, — ответила женщина в будочке и почему-то обиделась —

с одной стороны, совершенно очевидно, что перед нами зарисовка московской жизни, одна из ее обычных уличных сценок. С другой — избранный автором способ описания подчеркивает явственно негативную оценку московского быта, проявляющуюся уже на уровне лексики. Отсутствие в жару прохладного «нарзану» оказывается интродукцией к важнейшей для Булгакова теме полного отсутствия в Москве даже предпосылок к нормальной жизни. В контексте произведения негативная оценка обретает абсолютный характер, что выражено самыми разными приемами или даже вполне открыто (как в намеренно разговорно-просторечной фразе Воланда: «…что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!» (5, 45). В черновых вариантах она имела более откровенный характер: отсутствие в Москве «всего» было подчеркнуто «оксюморонным» списком: «Что же это у вас ничего нету! Христа нету, дьявола нету, папирос нету, Понтия Пилата, таксомотора нету…» (Булгаков 1992: 35). Указания на социальную напряженность, а позже и на зловещие признаки тоталитаризма и сопутствующих ему явлений даны Булгаковым в разных ключах — от гротескного до иронического.

Ну, давайте, давайте, давайте <…> абрикосовая дала… —

один из многих каламбуров МиМ (например: «Говорит поэт Бездомный из сумасшедшего дома» — 5, 70). В ходе повествования жонглирование словом окрашивает многие сцены, иногда принимая форму балагурства (в поведении героев демонологического плана). По воспоминаниям многих современников, Булгаков, язвительный и остроумный человек, великолепно владел этой формой острословия: его речь была насыщена анекдотами, меткими словами, парадоксами и каламбурами.

Малая Бронная —

улица в центре Москвы, соединяющая Большую Садовую и Тверской бульвар. На Малой Бронной попадает под трамвай Берлиоз. Мемуаристы и архивы соответствующих транспортных учреждений, впрочем, утверждают, что трамвай по Малой Бронной никогда не ходил (Паршин 1991: 103). В таком случае — это вымысел Булгакова, сознательно расположившего место нелепой гибели редактора в непосредственной близости от Патриарших прудов, где появляется нечистая сила. Косвенное свидетельство вымышленности эпизода есть в шестой редакции романа, где, прежде чем написать, что трамвай поворачивает «с Ермолаевского на Бронную» (562-7-7-50 об.), Булгаков вначале вместо Ермолаевского вставил Садовую, что говорит о его безразличии к фактическому положению дел. Впрочем, есть и противоположная точка зрения: при эксперименте мастерской Росреставрации удалось обнаружить описанную в романе трамвайную линию, разрыв в ограде, где находился турникет, и участок пути, где трамвай мог «взвыть и наддать» (Мягков 1993:100).

Это подтверждает и мемуарист: «…там уж рукой подать до Патриарших прудов. Была там в мое время и скамейка на дорожке вдоль ограды из железного прута, и внешняя ограда с калиткой, выходившей прямо на трамвайные рельсы, где Аннушка пролила масло и зарезало трамваем булгаковского Берлиоза» (Ярхо 2003: 9).

Кисловодск —

курортный город на Северном Кавказе, где находились правительственные санатории, место отдыха советской элиты. Писатели приобретали путевки через Литературный фонд СССР (основан в 1934 г.).

…антирелигиозную поэму —