Роман межгорья

— Спасибо! Большое спасибо… — прохрипел Саид на носилках. Вся больница выбежала на крылечко. Взволнованно расспрашивали побледневшего сторожа, задержанного по приказанию Храпкова.

— Никому об этом не говорите, чтобы не сорвать праздника…

— Успокойтесь! Замолчите, — нервничал Храпков в операционном зале. На него надели халат и чуть ли не на ходу сливали воду на руки.

— Только без хлороформа!

— Но ведь…

— Больнее не будет. Начинайте… — распоряжался сам Мухтаров. Лучший во всем крае хирург впервые в жизни растерялся и не знал, как отнестись к такому приказу. Его два ассистента только пожали плечами.

Но раздумывать было некогда. Больной лежал на операционном столе!..

Мухтаров только раз заскрипел зубами, когда Храпков возился с черепом возле уха. Саид, закрыв глаза, старался вспомнить свою молодость, но куда-то вдруг проваливался и прислушивался к какой-то безалаберной хаотической музыке, будто оркестры со всей земли собрались настраивать инструменты. Порой ему казалось, что он сам играет на своей скрипке, а вокруг него стоят нахмуренные, отягощенные думами каспийские рыбаки. Море играет, и каждая пенистая волна улыбается ему какой-то знакомой, желанной улыбкой… Но это не смех, а солнечный блеск, озаряющий яркий новый пейзаж оживленной Голодной степи. Заводы, колхозы, школы… Тяжело дышать… Чей-то ребенок сорвался с кручи под хохот толпы, превратившейся в ишанов. Саид-Али услыхал этот крик и раскрыл глаза… Он мог смотреть только одним глазом: его голову сдавило, как клещами, но он почувствовал себя немного лучше. Евгений Викторович, посматривая на него, мыл руки. Служители ходят взад и вперед, а в окна уже льется радостный свет и доносятся первые звуки непобедимого дня.

— Ну, как? — спросил Саид, ни к кому не обращаясь. Евгений Викторович, протянув санитаркам руки, чтобы их вытерли, улыбаясь, ответил:

— Вы прямо вол. Такая операция, и так терпеливо… Феноменальный случай в моей практике.

— А голова?

— Как колокол… Видать — снова все тем же камнем и со злым сердцем… Несколько осколков пришлось вытащить. Прямо какая-то система: муллу Гасанбая камнем в голову, шахимарданского писателя…

— Э, майли!.. — почему-то на узбекском языке остановил Храпкова Саид-Али.

Его перенесли в ту же палату, где лечился Синявин, откуда недавно был выписан Мациевский, и вскоре он крепко уснул.

— На редкость сильный человек, — промолвил Храпков и, приказав охранять окно, ушел от больного.

XXII

— Сколько это бьет? — проснувшись и опершись на локоть, спросил Саид-Али у санитарки.

— Не поднимайтесь, вам не велено! — ужаснулась санитарка, бросившись к Саиду.

— Это правда… — согласился больной, но не лег. Голову действительно так ломило, что на локте долго не удержать. — Так сколько там?

— Пробило десять часов.

— Позовите ко мне кого-нибудь. Если есть Храпков, то его.

Санитарка покрыла одеялом Саида до головы и вышла на носках. И эта заботливость с ее стороны как-то утешила Саида. Никакие мысли, никакие заботы еще не успели овладеть им, и он почувствовал облегчение в спокойной больничной обстановке.

«Это единственное место, кроме могилы, где умеют уважать покой…»

В палату тихо вошли трое в дорожных плащах: Храпков, начальник намаджанского ГПУ и Лодыженко.

Лодыженко все время молчал. Лишь когда непосредственно обращались к нему, он отвечал. Это бросилось в глаза Саиду, и ему почему-то захотелось плакать. Внутреннее чувство говорило, что на строительстве он в этом человеке имеет верного друга, соратника и вдохновителя.

— Товарищ Лодыженко, как там праздник? — спросил Саид и улыбнулся.

— Празднуем! Людей столько — даже земля гнется. Если бы они узнали о несчастье, боюсь, что и больницу по камешку разнесли бы.

— Почему же больницу? — удивился Саид, а Храпков, почувствовав намек, покраснел.

— Больницу? Да если бы ты со мной ночевал на заводе, так не лежал бы сейчас с пробитой головой.

— Ты так думаешь?.. Нет, Семен, этого нельзя было избежать.

Все вздохнули.

— Воду пустили в шесть часов утра. Я приник ухом к рельсам узкоколейки: там такой гул, точно сотни самолетов находятся в воздухе. В распределителе воду направим только в Майли-сайскую магистраль и в Кзыл-юртовскую систему. На центральный участок пойдет из Майли-Сая, а Улугнарскую совсем закрыли, потому что не успели подготовить…

— Преображенский же обещал все подготовить, — перебил Саид.

— Преображенский торопился, но…

Храпков сделал какой-то жест рукой, и все замолчали. Наступила неловкая пауза, и Храпков объяснил:

— Я разрешил Виталию Нестеровичу приехать на праздник с моей женой.

Этот поступок заместителя всем присутствующим, очевидно, показался естественным.

Начальник ГПУ спросил у Саида, нет ли у него каких-либо подозрений на кого-нибудь из работников или служащих строительства в Голодной степи.

Какие же могут быть у него подозрения? Разве только обитель?

— Я думаю, что эту обитель надо как следует потрясти, — сделал вывод больной. — Я вам кое-что объясню потом… не сегодня!

И, обращаясь к Храпкову, Саид добавил:

— Мне бы тоже хотелось увидеть первую воду…

— Но ведь вам нельзя шевелиться!