Роман межгорья

«Буду с Тамарочкой…» — вспомнил он и вчерашний телефонный разговор. «Только с глазу на глаз вы поймете мою искренность…» Она тоже советовала сначала поговорить о Преображенском, а потом уже «так решительно…» Родственница. Подумав об этом, он быстро направился к флигелю, но вдруг остановился в проходе между трансформаторной будкой и главным зданием, в непроглядной тьме. Хотя Саид не думал об опасности, все же он инстинктивно взялся рукой за пустой карман.

Саид-Али еще даже не решил окончательно — подождать ему здесь, осмотреться вокруг или нет, как что-то промелькнуло в темноте и резкий свист прорезал мглу. Ему показалось, что просвистел стопудовый молот копра, падая с высоты. Он не слыхал ни удара, ни слов, ни шороха чьих-то шагов. Что-то теплое-теплое полилось по всему телу, будто взошедшее солнышко своими утренними лучами щекотало дрожавшее тело. В сознании Саида промелькнула утренняя встреча в Чадаке с Любой, покрытой паранджой, а в ушах звенело тревожное: «Буду с Тамарочкой…»

Он лежал неподвижно и не стонал. Две тени, чернее предутренней ночи, промелькнули мимо трансформатора и скрылись за домом. Где-то ударился о мрамор ненужный камень да стон сипайчи еще сильнее прорывался в открытое окно. Вдали на взгорье, в лагере, угасали костры, постепенно замирал шум тысячеголосой толпы.

А выглянувшее из-за гор солнце разжигало свой пламенный костер.

XX

Эльясберг только к вечеру добрался к голове канала. По обоим берегам Кзыл-су стояли и лежали несколько десятков готовых сипаев. Прораб разыскал среди рабочих-специалистов сипайчи и собирался уже ставить первые сипаи. Первая попытка окончилась неудачей: насилу вытащили разбившегося сипайчи, а девятиаршинный сипай, как игрушку, ударило о крутой берег, и обломки от него, забавляясь, понесла Кзыл-су по своим водопадам… Едва живого сипайчи повезли на ослике в больницу.

Мираб-баши Мусанбеков только улыбнулся и, посмотрев на заход солнца, засучил рукава. Все хорошо знали, что сам Мусанбеков ничего делать не будет, но все увидели в этом жесте доброе начало. Главный сипайчи Ай-таков и его три помощника разделись на берегу Кзыл-су. Их могучие, мускулистые тела, обожженные солнцем, казались отлитыми из бронзы. Разделись и рабочие, подходившие со стороны гирла.

Внизу желтела арка, точно священные ворота, через которые впервые торжественно потекут воды Кзыл-су.

— Тросы перебросить на ту сторону! — распорядился мираб.

Легко сказать: перебросить тросы на ту сторону. Через сотню метров бурной воды возвышался высокий противоположный берег. Пенистые волны с шумом отскакивали от голых скал и угрожающе ревели.

Два молодых сипайчи взяли огромный моток веревки и пошли против течения вдоль берега. Они вели себя так, будто в их работе не было ничего особенного. Они ушли. Оставшиеся на берегу тоже не думали об опасности, которой подвергаются сипайчи. Айтаков пошел следом за ними, а третий его помощник молча потащил к берегу конец тяжелого троса. Все рабочие взялись за трос, и он, разматываясь, раздражающе скрипел.

Мираб-баши повел рабочих к сипаям.

Айтаков остановился и поднял руки. Третий его помощник будто только и ждал этого. Как злодея, схватил он его и обвил ему грудь веревкой.

— Хоп! — произнес Айтаков, протянув узел.

Гибкий жилистый сипайчи наклонился и, вздохнув полной грудью, бросился в бурные пенистые объятия реки. Казалось, будто вот эти двое оставшихся на берегу сипайчи, замахнувшись веревкой, бросили его в реку, как грузило на удилище.

Вода расступилась, обняла смельчака. А потом шутя забавлялась им, то застилая ему глаза пеной, то бурной волной покрывая его упругие мускулы. Только его жилистые руки пробивались сквозь бурливые массы воды и будто преследовали врага, убегавшего вместе с рекой.

Мираб издали наблюдал за взлетавшими брызгами, указывавшими местонахождение сипайчи. Он на мгновение увидел, как голова Айтакова поднялась над волной и обернулась к двум товарищам, бежавшим по течению реки на берегу и разматывавшим клубок веревки.

— Айда! — крикнул им мираб, и тот, что был поближе к реке, стремглав бросился в воду. Он, зацепив веревку кольцом, что висело у него на груди, отдаляясь от берега, поплыл за Айтаковым. Вода бешено несла их вперед, а если бы волна бросила сипайчи на скалу, то они бы погибли.

Третий помощник сипайчи пошел навстречу тому, что распускал веревку, завязывая на ходу под грудью пояс с кольцом. Он еще не успел подойти к встречавшему его товарищу, как сзади него, словно подстегнув кнутом, крикнули:

— Айда! — И он тут же погрузился в брызги и пену. Веревка ударила его по спине, а еще через секунду она находилась уже в кольце.

Все реже и реже взмахивал руками Айтаков. Ему становилось все тяжелее и тяжелее тащить веревку с двумя пловцами. А берег, ощерив свои зубы-скалы, мчался назад. Казалось, что сипайчи плывет по реке, поняв свое бессилие в борьбе с ней. Но это лишь только казалось. Уже первый помощник, поднимая грудь над водой, доплыл до середины Кзыл-су.