Роман межгорья

Саид напряженно следил за тем, как по-деловому вежливо спорили между собой инженеры, а член комиссии с трубкой в зубах старательно записывал это в блокнот. Записывая, он выражал удивление тем, что вообще так легкомысленно и несвоевременно затеяли такое огромное сооружение. Но если уж начали, то надо кончать его. Однако нужно не забывать, что деньги в этом деле имеют решающее значение. Двадцать одна тысяча рублей на строительство узкоколейки из Уч-Каргала, тридцать шесть тысяч — к туннелю, сорок две — на переброску Мациевского и другие расходы, может, и не остановили бы строительство, если бы государство не переживало таких трудностей.

— Но ведь строительство никто не прекращает! — перебил Преображенский председателя комиссии, поглядев на Мухтарова.

— Пока что, товарищ инженер. Меня это тоже не радовало бы, — ответил член комиссии.

— Кое у кого в Совнаркоме есть такая мысль, — промолвил председатель.

Саид-Али знал об этом. Такие мнения высказывались и перед началом строительства. Но все это пустые разговоры. Уже проделана большая работа. Голодная степь вдоль и поперек покрыта ирригационной сетью. На центральной распределительной станции монтируются совершенные в техническом отношении механизмы. Почти на протяжении десяти километров пробита штольня для туннеля, значительная часть которого уже облицована. А какие-то пустяки в несколько десятков тысяч рублей…

— Пустяки, за которые, товарищ Мухтаров, отдают под суд! — изрек работник Совнаркома, выбивая свою трубку.

Синявин не выдержал и вскочил так, что своим животом сдвинул набок стол, по которому ударил кулаком.

— Если под суд, так и под суд, я согласен, я растратил эти несколько тысяч! А кто пойдет под суд за то, что в течение нескольких месяцев на горбах верблюдов возили цемент к туннелю? Расходовали денег на транспортировку материалов больше, чем на само строительство?

— Это предусмотрено сметой, товарищ Синявин, — бросил главбух.

— Предусмотрено? А скажите-ка, сколько пошло, по предварительным данным, на перевозку одного цемента? А? Около четырехсот тысяч? То есть каждые две недели приходилось расходовать на доставку одного цемента около сорока тысяч рублей… А скажите, пожалуйста, товарищ главбух, какую «непредусмотренную» сумму израсходовали вы за последние две недели на доставку цемента узкоколейкой?.. А ну, ну… Под суд!..

Помбух, как искусный циркач, своими пухленькими ручками выхватил из вороха документов книгу и подал ее главбуху.

— Итог еще окончательно не подведен, но все же обойдется нам около девяти-десяти тысяч.

Совнаркомовские работники переглянулись между собой.

— Десять, но не сорок же! Прибавьте к этим, товарищ председатель, и те, что я «растратил», так вы будете иметь возможность за счет этой экономии еще раз перебросить Мациевского.

— Стоит ли так нервничать, Александр Данилович? Если уж под суд, так первым пойду я… Если бы это было нерационально, то разве разрешил бы я, инженер для особых поручений, так напрасно расходовать государственные деньги?

Такое неожиданное выступление Преображенского окончательно отбило желание говорить об этой мелочи — узкоколейке. Синявин медленно, точно боялся, как бы не раздавить кого-нибудь, опустился в кресло. Он даже не понял Преображенского и уже злился на себя за резкое выступление.

Присутствующие почтительнее, казалось, даже с какой-то осторожностью, продолжали разговор. Словно они боялись нарушить чей-то сон и спокойно, без возражений, соглашались и подписывались. Смущение их исчезло лишь тогда, когда они перешли к обсуждению текущих вопросов.

— Дело здесь простое, но… деликатное. Думаю, что комиссия согласится рассмотреть его в присутствии одного только начальника строительства. Прошу извинить, товарищи, — сказал председатель, зажигая уже не трубку, а обыкновенную папиросу.

— Здесь присутствуют мои ближайшие помощники. Начинайте разбор вашего деликатного дела, — бросил Мухтаров, стоявший у окна.

— Нет, сделайте милость, пожалуйста, — с исключительным подобострастием произнес Преображенский, поднимаясь из-за стола. — Может быть, о нас и речь будет? Пойдемте, Александр Данилович.

Саиду-Али уже давно хотелось пройтись по комнате. Была у него такая нервная привычка. И хоть они договорились с Лодыженко — вести борьбу с подобными привычками, но сейчас Саид забыл об уговоре и уже не мог сдержать себя. Молча он прошел в самый дальний угол комнаты. Потом вернулся и закрыл дверь за Преображенским, который вежливо пропустил впереди себя посиневшего от нервного возбуждения инженера Синявина.

— Я слушаю вас.

— А вы, товарищ Мухтаров, все-таки присаживайтесь, — предложил председатель комиссии. — Дело хотя и небольшое, но серьезное.