Долго, почти до полуночи, заседали на бюро. Приходилось и Саиду несколько раз горячо выступать по делам области. А больше он молчал, думая о строительстве, Синявине, Мациевском, Преображенском, Каримбаеве.
Он мог бы уже давно попрощаться с товарищами и ночным поездом выехать в Намаджан. Но секретарь обкома предупредил его еще перед заседанием:
— Да гляди не вздумай после твоего вопроса уйти с заседания бюро. Люди очень обижаются, да и дела области требуют внимания к ним.
У Саида-Али была возможность обдумать здесь немало вопросов личной жизни и строительства. (Об инциденте с комиссией он много думал и еще до бюро советовался с Лодыженко. Теперь он не вспомнил об этом.) Несколько раз в его голове возникали мысли о Преображенском. Кто он, что за человек? Он работает, старается, о нем положительно отзываются, и не только Синявин.
Мухтаров вспомнил о своей первой встрече с Преображенским в намаджанском парке, когда Любовь Прохоровна так неожиданно познакомила их. Он ничего предосудительного не видел даже в том, что Преображенский тогда пошел вместе с Любовью, Прохоровной. Ведь они родственники! Потом его выступление в Намаджане от имени строителей. Неоднократно передаваемые им умышленно подчеркнутые приветы от Любови Прохоровны. «Такое черненькое создание…»
Гафур Ходжаев перебил мысли Саида, пригласив его к себе ночевать.
— Все равно поездов теперь не будет до самого утра. Автомашины я тебе не дам. Шутка сказать, гнать машину в такую даль. Пошли ко мне чай пить!
Это в самом деле был настоящий товарищеский легкий чай на коврике посреди комнаты. Они разговаривали, смеялись, отдыхали. Вдруг Ходжаев, наполняя пиалу, спросил:
— Это правда, Саид-Али, что ты выгнал из кабинета комиссию Совнаркома?
И внезапность и дружелюбие, с которыми был поставлен вопрос без тона упрека, как-то странно повлияли на Саида. Он, прыснув от смеха, чуть было не захлебнулся чаем. Ходжаев тоже рассмеялся.
— Тебя все-таки информировали?
— Ну а как же! Знаешь, к нашему берегу, в обком, плывет все. Это не так уж и плохо. Правда, обременительно, но зато имеем полную информацию.
— Нет, я не выгнал, — уже серьезно ответил Саид. Даже подумал: «Что же здесь смешного?» — Нет, не выгонял, Гафур.
Мухтаров кратко рассказал ему о том, что произошло тогда в конторе строительного отдела.
— Вот и суди сам — выгонял я их или нет. Но я прекрасно помню решение обкома о привлечении к активному участию в строительстве не только Синявина, но и Преображенского. Преображенский лично мне не по душе. Поверишь, едва терплю… И только потому, что вижу в этом некоторые элементы… субъективной антипатии, держу его на строительстве. Меня глубоко оскорбили грязные намеки одного из работников Совнаркома. А что, комиссия жаловалась и в обком?
— Нет. Я был в Ташкенте, когда они возвратились от тебя. Вначале их жалоба произвела большое впечатление, скажу тебе прямо. Но потом в ЦК разобрались, в чем дело.
— Как разобрались? Ведь с нами никто не говорил об этом инциденте.
Ходжаев поднялся, подошел к столу и зажег папиросу.
— Не всегда нужно проводить всеобъемлющее следствие. В ЦК заинтересовались обстоятельствами посылки комиссии. Оказалось, что предполагали послать исключительно финансовую комиссию. Председателем должен был поехать один бухгалтер из Наркомфина. Но Марченко, работник аппарата Совнаркома, почему-то сам напросился возглавить эту комиссию.
— Да он же и шага не ступил из конторы, — перебил его Мухтаров.
— Ха-ха-ха, чудак ты, Саид-Али! Где уж там ему было ходить по строительству, если ты выгнал его из конторы. Ведь ты сам сказал, что хотел предложить комиссии уйти из конторы?
— Что-то подобное сказал, теперь хорошо не помню.
— Ну вот, словом, пришли к выводу, что «грубое отношение к ним со стороны начальника строительства было вызвано нетактичным поведением членов комиссии». Совнаркому посоветовали впредь посылать в Голодную степь комиссии только с вполне конкретными заданиями, а мне…
— А тебе — прописать мне ижицу?
И они снова захохотали.
— Не ижицу. Просто посоветовать: всякие комиссии допускать к работе только после детального ознакомления с целью их прибытия и, само собой разумеется, внимательно проверив их полномочия и объем деятельности. Тогда ничего подобного впредь не случится. А в отношении Преображенского… мне кажется, что Лодыженко прав.
— Есть сигналы?
— Если хочешь, то уже антипатия к нему Лодыженко является сигналом. Он человек с крепкой хваткой, хорошим чутьем, беспредельно предан делу… Словом, советую тебе присматриваться повнимательнее ко всем, не только к Преображенскому…
— Все это чепуха. Бояться собственной тени — на солнце не выходить!..
— Ну что же, гляди сам. Голова у тебя есть на плечах.
— И партбилет! — подчеркнул Саид, сам не понимая зачем, и долго еще раскаивался, вспоминая на обратном пути этот разговор.
XVI
Кабинет начальника строительства. Саид-Али, как пораженный молнией, рухнул в кресло. Телефонная трубка вывалилась из рук. Лицо стало бледным, как у мертвеца.