Роман межгорья

Все молчали. Синявин, припомнил многократный рассказ Исенджана о том, как был ранен Лодыженко, как вода понесла шофера, а спустя некоторое время туда прибежал запыхавшийся Преображенский, сел в машину и скрылся. Синявин ясно представил себе картину, как в контрольном шурфе бушевала вода и сметала на своем пути все, даже повредила рельсы узкоколейки на левой стороне долины, как поднялась пыль из-под колес автомобиля, на котором убегал Преображенский.

А здесь перед ними стоял внешне изменившийся, но, без сомнения, тот же самый Преображенский, которого и боялись, и слушались, и ненавидели. Стоял тот человек, которому иные завидовали, что ему так легко удалось уйти от суда за вредительство. Ведь на процессе он должен был отвечать первым.

— Я несколько некстати, Евгений Викторович? — почти шепотом промолвил двойник Преображенского.

Храпков уже в четвертый раз застегивал и расстегивал свой пиджак, потом, бросив заниматься этим, рукой показал Преображенскому на кресло.

Синявин стоял, явно собираясь уходить, но чего-то ожидал. Преображенский, не подавая руки, кивком головы поздоровался с обоими. Их явный испуг на мгновение потешил его.

Протирая китайские роговые очки, которые держал в руке вместе с фуражкой, он попятился к креслу и сел. Надел очки и стал еще меньше похож на себя, и это в какой-то степени разрядило напряженную атмосферу.

— Я не предполагал, что причиню столько хлопот своим неожиданным появлением, — заговорил Преображенский своим обычным голосом. — Такие, как я, — живучи. У меня хватило сил добежать до автомобиля и скрыться в горах… Да все это неинтересно. Около двух-трех недель провалялся я у улугнарских охотников, которые охотятся на саламандр, а потом подался через горный хребет… Словом, еще водятся такие благословенные Каратегины, где можно трижды родиться и умереть, пока придет кому-нибудь в голову спросить у тебя документы. Это все так просто, когда хочешь жить!

Преображенский говорил, уверенный в том, что эффект его появления все еще сковывал волю и уста этих двух мужчин. Объясняя так свое спасение, он не сомневался в том, что они поверили каждому его слову.

Однако — те ли, это люди, на которых он мог надеяться? Преображенский умолк, оглядел комнату, мужчин. Синявин сидел почти рядом, в таком же кожаном глубоком кресле.

— Ну и трюк же, я вам скажу, — покачав головой, сказал Синявин.

— Даже трюк? — спросил Преображенский, и при этих словах снял очки, которые, наверно, мешали ему повнимательнее приглядеться к соседу по креслу.

— Цирковой, клянусь, цирковой. Бывают же такие немыслимые встречи. Аллагу акбар… Только в кино!

А Преображенскому не сиделось. Задерживаться он не имел никакого желания. И, расстегивая свой реглан, обратился к Храпкову:

— Надеюсь, что у своих старых знакомых, даже друзей, я могу чувствовать себя как обычно?

— Ну… Я же говорю. Ясно, конечно, Витал… Витал…

— Нестерович, — подсказал ему Преображенский. — Скоро же вы, доктор, забываете имена своих друзей.

— Что вы, Виталий Нестерович! Понятно, такая неожиданность. Пожалуйста, снимите пальто.

— Нет, это уже лишнее, я… без фрака, хе-хе-хе. Да и ненадолго, забежал на огонек, как говорят. Я совсем не ожидал встретить здесь инженера, э-э…

— Александра Даниловича, — помог ему вежливый, как всегда, хозяин.

— Инженера Синявина, — поправил хозяина сам Синявин.

— Да, да, инженера Синявина. Мы с вами, Александр Данилович, почему-то никак не можем прямо посмотреть друг другу в глаза. А работали-то мы вместе, какую махину соорудили для социалистического хозяйства.

— Чего же? Я смело гляжу, когда встречаюсь с вашими глазами. Это вы закрываете свои глаза темными очками, — возразил ему Синявин.

— У вас все такой же острый язык, Александр Данилович. Хвалю! Похвально! — попытался он выдержать открытый, пронизывающий взгляд Синявина. — Я имею в виду не глаза в буквальном смысле слова… да вы понимаете меня. Мы, русские инженеры, — интеллигенция боборыкинских традиций! И как-то… не узнаем друг друга при исполнении этих благородных русских ролей. Инженер вы хороший, спора нет. А вот интеллигент в том понимании…

— Нет ничего удивительного, десятки лет работаю с простыми людьми, «интеллигентность» улетучилась. И не жалею. А вы до сих пор еще не забываете? Вас бы в музей.

Преображенский горько усмехнулся, едва скользнул еще раз глазами по фигуре Синявина, вооружившись в этот раз очками. Потом он взял свою фуражку, смахнул с нее пыль и положил на место.

— Я, собственно, к вам, Евгений Викторович. Хочу найти должность инженера. Это становится у меня насущной проблемой. Где-нибудь, хотя бы в глухом уголке Ташкента. Думаю, что старые друзья, вместо того чтобы сдавать меня в… музей, помогут мне в этом. Моя фамилия сейчас — Ковягин. Думаю, что это понятно. Хотел бы надеяться. Разговоры, Александр Данилович, это одно, а дело — совсем иное… О, прошу, пожалуйста, коллега с рабочим стажем, не трогайте телефон! Не думаю, чтобы вы в самом деле были таким смелым чекистом…