Роман межгорья

А когда Исенджан опять наконец согласился взять на себя священные обязанности председателя комиссии по оказанию помощи зарубежным мусульманам (официально она называлась: «Комиссия помощи зарубежной бедноте»), — обитель даже простила ему отказ поставить свою подпись в коране под клятвой святых мужей. И без него в обители началась новая, деятельная жизнь. Мусульмане Мекки и Медины интересовались работой комиссии, посылали инструкции, помогали ей. Организация комиссии давала возможность обители восстановить связи с душами многих почти «погибших» для ислама колхозников Советской степи и, точно по червоточине, пролезть за пазуху советской власти.

Лишь бы только залезть!

Вот так и они бешено готовились к посевной…

И вдруг старик умер.

А отчего умер?

— Неверный… какой-то был у него утром и…

Через час весь Караташ облетела весть о том, что Исенджан умер не своей смертью. Даже тот, кто первым высказал такое предположение, когда оно, пройдя сотню человек, вернулось опять к нему, искренне поверил, что неверный коммунист укоротил жизнь Исенджану. Их не интересовало — зачем?

Это так понятно, ведь Исенджан был очень популярным человеком среди мусульман и — как верующий — мешал коммунистам. Эти слухи, доходя до кишлаков, принимали фантастическую окраску, и по уголкам Советской степи разносилось змеиное шипение:

— Коммунисты уничтожают мусульман!

Председатель земельного комитета Советской степи Гафур Ходжаев уже собирался покидать трибуну на комсомольском слете, когда ему из зала бросили записку:

«Товарищ докладчик! Кто же нам может сорвать посевную кампанию, если не сами приезжие? Вчерашняя смерть арык-аксакала слишком подозрительна. Почему этого Лодыженко не привлекли к ответственности? Зачем он ходил к Исенджану? И вообще, что ему нужно в Узбекистане? Ведь у них там тоже можно сеять хлопок?»

Записка была подписана: «Колхозник».

Ходжаев колебался, оглашать такую записку перед собранием или нет. Из-за стола президиума подошел к нему председатель слета, секретарь комитета комсомола Советской степи. В то время когда они советовались, к трибуне приблизился стройный юноша в узбекской одежде, худой, будто только сейчас вышел из худжры. Назвав себя, он попросил разрешения выступить и, прежде чем получил ответ, начал:

— Товарищи юноши! Вчера у вас в Кзыл-Юрте произошло событие, о котором сегодня по степи ходят самые удивительные слухи. Пускай товарищ Ходжаев объяснит узбекской молодежи, почему это в степи до сих пор так много чужих? Кажется, уже все построили, закончить и сами сумеем. Понаехали сюда, узбекских девушек влюбляют в себя, почтенных аксакалов баламутят, а то и в могилу кладут. На то ли мы, узбеки, революцию делали?..

— Ого-го-го! Долой его!

— Кто его в комсомол принял? Обительский выкормыш!

— Он не комсомолец, по глазам видно…

— Я сам себя принял куда следует. Разве только через комсомол ведут пути к будущему мусульманской молодежи? Да мы свой, национальный…

В зале поднялся шум… Какой-то юноша в рабочем чапане перепрыгнул через переднюю скамейку и, подскочив к оратору, стал рядом с ним. Люди в зале притихли. Казалось, что этот мускулистый комсомолец сейчас набросится на долговязого оратора и переломит его, как щепку.

А комсомолец в это время сорвал с головы оратора расшитую бархатную тюбетейку и с размаху стеганул его по лицу. Потом он остановился, будто наблюдая за эффектом своего первого удара. Затем стремительно оттолкнул молодого человека в сторону и, выскочив на его место к трибуне, с трудом связывая слова, заговорил:

— Мерзавец! Я бы тебе показал дорогу к твоему будущему… Ты хочешь опозорить лучшую ленинскую молодежь Узбекистана? А ну-ка, попробуй… Ишь националист… Это обительский шпион и провокатор. То, что он тут сказал, мы уже знаем, слыхали. Товарищи комсомольцы! Мы собрались сюда, чтобы обсудить мероприятия первой, генеральной посевной кампании в Советской степи. Комсомольцы должны быть на передовых позициях в этом бою. Надо отложить все другие кампании. Хватит с нас «комиссий»! Я не знаю, как вам, а мне кажется, что сотни миллионов зарубежной бедноты мы одной «комиссией» не обеспечим. А свои дела прозеваем, это факт. Члены комиссии, очевидно, на это и рассчитывают. Теперь снова забота у них: умер Исенджан. Да, умер человек, отжил свой век, так что же — бросим горячую работу и пойдем говорить всякий вздор? Кому нужно — разберутся, отчего он умер. Я предлагаю этого… как он там назвал себя — Мамеда Азимбаева спросить, как и зачем он попал в зал сегодняшнего слета, да просто нам нужно знать, что это за активист «мусульманской молодежи», джаддистские пути которого скрестились с комсомольским слетом?

— Ты лучше-ка расскажи о своих левацких проделках со снятием паранджи! — крикнул Азимбаев, направляясь между рядами стульев к выходу с явным намерением улизнуть.

Два комсомольца, немного поколебавшись, встали и загородили ему путь.

— Садись, куда же ты спешишь? — спросил его один, показывая широким жестом руки на свободные места.