Роман межгорья

Минута была исключительно подходящей. Преображенский стремительно возвратил ишану пиалу и вскочил на ноги.

— Теперь вы видите, кто такой Саид? Его ближайший друг укорачивает жизнь самому из достойнейших мужей, Исенджану…

— Айи-алал-сало… — громко читал молитву старый ишан. Преображенский, не слушая его, словно под аккомпанемент его слов, продолжал.

— А сам Мухтаров выдает в руки ГПУ культурнейшего человека нации…

Ишаны хорошо понимали, к чему стремился Преображенский. Они и сами хотели того же.

— Крови! Крови Саида-Али Мухтарова!

— Но ведь он бессмертный! — как обухом, ударил чей-то уверенный возглас. — Бессмертный!

Сколько раз пытались они уничтожить его, и каждый раз если не случайность, то искусный хирург или Лодыженко помогали ему, и он оставался в живых.

— Крови-и!

Преображенский горел злобой. Даже слезы текли по его рыжему, веснушчатому лицу, перекошенному яростью.

Десяток ишанов покорно и решительно поднялись на ноги. Старый ишан вытащил из-за пояса нож, резанул им по своему пальцу и появившейся на нем кровью измазал свою грудь.

— Клянусь! Я умру от этого ножа или… Мухтаров умрет от него.

— Бисмилла, бисмилла!

Преображенский подошел к обрыву и сел. Ишаны в порыве религиозного экстаза падали на разостланные чапаны и воздавали хвалу аллаху за то, что тот надоумил их перейти к решительным действиям и вселил в них силы для выполнения клятвы.

А что им оставалось делать на этом свете? Камень Исенджана — это слишком мертвая, вечно холодная вещь.

Они хотят жить, как жили их предки. Они уже научились так жить. А Саиды-Али, Каримбаевы хотят эту старую жизнь оросить влагою, как и проклятую, вечно голодную степь, и распахать ее тракторами.

Солнце рассеивало густой туман, клубившийся над Советской степью.

XVIII

Утром из Дома культуры выходили участники совещания. Была их там не одна сотня. Они приняли решение:

«Ликвидировать обитель мазар Дыхана! Посевную кампанию в Советской степи провести как массовую политическую кампанию, как этап решающего боя с классовыми врагами!»

На совещании Инаят-Кави Ратнакар встретился с Саидом и все время находился возле него. Ему хотелось изучить этого человека, сблизиться с ним. Инаят-Кави сам был человеком сильной воли, и ему пришлись по душе выдержка и настойчивость Саида. Восемь часов отстаивал Саид свои боевые позиции и добился своего. Восемь часов он пламенно доказывал людям правоту своих революционных убеждений, пока не убедил их в необходимости закрыть обитель, не добился принятия почти единодушного постановления об уничтожении этого очага мракобесия.

Участники совещания уходили с твердым решением — осуществить на следующий день революционную волю трудящихся Советской степи, поддержанную жителями Караташа, и превратить обитель мазар Дыхана в детский санаторий.

Слух этот разнесся по Кзыл-Юрте. В обители всполошились. Когда взошло солнце и правоверные прослушали второй азан суфи, их уста вместо молитвы шептали:

— Вот оно… наконец свершилось… Они оскверняют адаты отцов, дедов и прадедов, нарушают незыблемые законы шариата! Аллагу акбар. Теперь уже закрывают…

Как ни воинственно был настроен старый шейх, замещавший Алимбаева, как ни ободрял его Преображенский, но холодный рассудок подсказывал ему, что и на этот раз большевики Советской степи сдержат свое слово.

Уже в обеденную пору из кишлаков к обители стали направляться люди. Даже из Советской степи, не дожидаясь завтрашнего организованного похода, шли сюда одиночки. Любопытство, желание получить ответ на волнующие их вопросы, удивление или же фанатический страх перед будущим побуждали их идти сюда, чтобы все видеть собственными глазами.

Но в обитель шли люди и с другими намерениями. И тоже, не дожидаясь следующего дня, поспешили они туда. Одни торопились, чтобы предупредить расхищение и уничтожение народного добра, другие искали повода, чтобы свести счеты со своим извечным врагом.

— Достаточно натерпелись! Быстрее бы покончить с этим, лишь бы не изнывать от сомнений и ожиданий!

Вечером и ночью обительские чайханы, сады и улицы заполнялись людьми. Стихийно возникали острые споры, порой заканчивавшиеся дракой. Вечером и ночью стало ясно, что у сторонников обители, заботившихся о ее судьбе, было явное преимущество над своими противниками. Обительские служители старательно использовали свое превосходство. Утром… уже все знали о том, что во время закрытия обители будет пролита кровь во имя аллаха.

Во имя бога будет пролита кровь, которая смоет позор измены!