Читаем Роман, написанный иглой полностью

— Надо писать, Рустам-ака. Новое всегда пугает. Да и не только новое… Мы с вами, каждый по-своему, прошли и пережили войну, долгую, страшную. Что помогло нам выстоять? Вера! Большая и светлая. Вам — в справедливость и вечную нерушимость дела, которое вы защищали, вера в скреплённое кровью и страданиями фронтовое братство, в неминуемый крах фашистского зверя, в светлое солнце победы. Мне — вера в то, что и мы в тылу делаем всё, что от нас зависит, чтобы поскорее взошло это живительное солнце, вера в вас, в любовь нашу и будущее счастье. И вы, и я верили в большое, настоящее… А разве нынешняя ваша работа — не большое, не настоящее дело? Это же будет пусть и скромным, но памятником всем стоявшим насмерть и выстоявшим в жестоком пламени войны. Памятник и тем, кто вернулся к мирному труду под шелест победных знамён, и тем, кто прекрасными жизнями своими заплатил за свободу и счастье родного народа, любимой Отчизны…

— Как ты хорошо говоришь, Мухаббат! — искренно восхитился Рустам. — Именно эти мысли и чувства я и хотел бы выразить в своей книге. Каждое слово твоё вливает в меня по живительной капле сил и уверенности.

— Ну и замечательно! Только, Рустам, и беспрерывно писать не годится. Надо и с собой немного считаться, об отдыхе думать. Для пользы того же дела… Приходите к нам в поле, побеседуйте с людьми, посмотрите, как зеленеет хлопок, свежим воздухом подышите. Это ещё больше прибавит вам сил и бодрости.

— Да я, Мухаббатхон, и сам давно собираюсь побродить по родным полям, посмотреть, какими они стали.

— За чем же дело? Прямо сейчас и пойдём, — предложила Мухаббат, вставая с места.

Рустам собрал тетради, письменные принадлежности, сложил всё в нишу и вышел вслед за Мухаббат. Когда они свернули на тропинку, ведущую к полям бригады, Рустам остановился. Невдалеке послышался рокот работающего трактора.

— Не Фазыл ли это? — опросил Рустам.

— Кому же ещё быть, как не вашему неугомонному другу? С первыми лучами солнца оседлал своего «чёрного льва». Сама утром видела: чуть ли не бегом в поле бежал, будто на свидание к возлюбленной…

Рустам улыбнулся. В голосе жены даже нотки раздражения стали проскальзывать.

— А ты-то чего злишься? — спросил он Мухаббат.

— Как чего? Двух недель со свадьбы не прошло. Самое счастливое времечко, а он и спать у своего трактора готов! Молодой-то жене каково?..

— Ах ты, женский адвокат! — расхохотался Рустам. — Но бойся, они и сами как-нибудь вопрос этот уладят.

Шагая по меже, Рустам вышел на берег большого арыка. Трактор работал на противоположном его берегу. Рустам стоял, не зная, как перебраться через арык.

— Куда это ты, дружище, путь держишь? — удивлённо спросил Фазыл.

— Не уставать тебе! — традиционным приветствием откликнулся Рустам. — Решил прогуляться. А вот тебя я не понимаю. Вместо того, чтобы наслаждаться положением молодого мужа, ты с утра пораньше уже в поле,

— Да вы что, сговорились со своей Мухаббат? Только вчера она меня такой же моралью изводила.

— А что, не права она? По обычаю тебе бы надо съездить на базар, купить молодой жене подарков. И вообще уделять ей больше внимания. Чтоб с праздника семейная жизнь началась. Будней-то вам и без нынешних хватит.

— Всё это уже для нас пройденный этап, — улыбнулся Фазыл. — Да и Света не сидит дома. «В медпункте, — говорит, никого нет, а больные будут приходить. Им помощь надо оказывать, а я на правах новобрачной дома буду отсиживаться? Нет, не пойдут такие традиции и обычаи!» Оно и правда…

— Ты что, оправдываешься передо мной? Работай на здоровье, если уж так хочется. А вечером приходите к нам со Светой и тётей Фросей. Мама обижаться стала. Совсем, говорит, забыли нас.

— А сейчас ты куда? — поинтересовался Фазыл.

— Поброжу по полям. К Мухаббат зайду.

— Я провожу тебя, — предложил Фазыл.

— Нет уж, я сам. Надо отвыкать от поводырей.

Рустам прошёл совсем немного, когда ветерок донёс до него голоса Мухаббат и Гульчехры. Они на большой карте за полевым станом окучивали хлопчатник. Рустам ускорил шаг, направляясь на голоса. Далеко видеть он ещё не мог. Чем ближе подходил Рустам к работающим, тем отчётливее слышал хрусткие звуки врезающихся в землю кетменей. Потом постепенно, как из тумана, стали Вырисовываться фигуры женщин.

— Здравствуйте, Рустам-ака! Здравствуйте!.. — послышалось со всех сторон.

— Здравствуйте! Я, кажется, слышу голос Азизы?.. Погодите, погодите: узнаю или нет? Ты?.. — Рустам остановил взгляд на молодой смуглой женщине с улыбчивыми глазами под надвинутым на самые брови цветастым, но изрядно выгоревшим платком.

— Я, Рустам-ака, — улыбнулась довольная Азиза. — Не забыли, значит! Спасибо… Крепкого здоровья вам и долгих, долгих лет жизни.

Мухаббат расцвела от счастья.

Рустам так же тепло и приветливо поздоровался с остальными женщинами. Потом взял у Гульчехры кетмень и взрыхлил землю под несколькими кустиками. Там, где хлопчатник рос слишком густо, Рустам слегка прополол рядки. Движения его были неуверенными и неточными. Несколько кустиков полегли на землю, срезанные острым стальным лезвием. Но женщины сделали вид, что ничего не заметили.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека узбекской советской прозы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза