Роман, написанный иглой

— Вай, сгореть мне со стыда! — покраснела Мухаббат и опустила глаза. — Вы поглядите, что с этим человеком делается? Да что случилось-то?..

— Меня приняли на предприятие. Я теперь полноценный человек. Рабочий!

В голосе Рустама прозвучало столько счастья и гордости, что Мухаббат тут же забыла свои недавние страхи и сомнения, и от всей души порадовалась за мужа. Она крепко обняла Рустама и, чего никогда не делала, поцеловала его прямо в губы.

— Ох, держи меня! — шутливо воскликнул он. — Вот это суюнчи!.. Прямо голова закружилась.

— Тоже мне рабочий! — с тёплой иронией прошептала Мухаббат, прижавшись головой к груди Рустами — Горы собирается воротить, а от одного поцелуя с ног валится…

— Родная моя, Соловейчик мой черноокий!

Правда, весь разговор, состоявшийся сегодня в городе, Рустам жене не передал.

Зоя Кузьминична, едва он переступил порог её маленького кабинетика, живо поднялась навстречу.

— Шакиров? — на всякий случай уточнила она. — Я не ожидала, что вы так быстро приедете. Садитесь, пожалуйста. Вот сюда, кажется…

Она попыталась нащупать рукой стул, но Рустам уже пододвинул его и сел.

— Да, — грустно улыбнулась Зоя Кузьминична. — Я я забыла, что вам больше помощники не нужны.

Она тряхнула головой, как бы отгоняя минутную слабость, и лицо её снова приняло жизнерадостное и энергичное выражение.

— Ну как, не устали в дороге?

— Да нет.

— Это хорошо. С бодрым человеком и разговор получится.

Она снова села за стол, стала задумчиво перебирать большие плотные листы бумаги, испещрённые знакомыми точками. Рустама поразило её лицо. Таких красивых женщин он мало видел в жизни. Нежные, чёткого рисунка и в то же время по-детски чуть припухлые губы, ямочка на нежного румянца щеках, высокий чистый лоб, над которым чуть приметными волнами лежали густые каштановые волосы, сбегавшие за плечи двумя длинными тяжёлыми косами. Но твёрдый подбородок и прямой нос с едва приметной горбинкой выдавали сильный, волевой характер, кроющийся за этой женственно мягкой внешностью. И только постоянное напряжение на лице, выражение насторожённости, будто Зоя Кузьминична постоянно к чему-то прислушивалась и не могла расслышать, а оттого виновато улыбалась, свидетельствовали о её слепоте. Глаз, скрытых за изящными чёрными очками, не было видно.

— Рассматриваете? — догадалась она. — Ну и как? Сгодилась бы я вам в невесты, будь сердце ваше свободно?

Рустам смущённо молчал, и Зоя Кузьминична звонко расхохоталась. Рустам вспомнил их первую встречу в собесе, вспомнил, как подумалось, когда впервые услышал её бодрый и хрустально чистый голос: «Девушка, должно быть, лет двадцати». В общем-то ошибся он не очень. Телеграмма Евдокии Васильевны подтвердила это. Да, телеграмма! Сказать о ней Зое Кузьминичне? Нет, не стоит, видимо… Пока не стоит. Он же ещё не знает всего и наверняка. А как бы было замечательно осчастливить сейчас эту милую девушку! Но нет, нельзя. Сначала надо всё до конца выяснить…

— Ну, а теперь перейдём к делу, — уже серьёзно сказала Зоя Кузьминична.

В это время в кабинет вошёл Газимбек Ганнов. Поздоровавшись с Рустамом за руку, присел к с голу.

— Недавно у нас побывала ваша жена, — продолжала между тем Долгова. — Газимбек Расулович рассказывал, что Мухаббат как-то по-особенному присматривалась к производству, к рабочим… Не по вашему ли поручению?

— Нет, специально об этом я её не просил, — ответил Рустам. — Но разговоры о том, что я хотел бы начать серьёзную трудовую жизнь, у нас были. Неоднократно.

— Это хорошо, — задумчиво проговорил Газимбек. — Только одного желания мало… У нас, я вам прямо скажу, пока далеко не мёд.

Ганиеву вдруг вспомнились все треволнения, которые пришлось ему пережить за последнее время. Нехватка сырья, жулики на подсобном хозяйстве, подло обворовывавшие слепых, история с полуавтоматами. Даже случай с лезвиями почему-то вспомнился. Но Газимбек тут же в душе выругал себя: «Какие, дьяволу, лезвия?! И полезет же такая чертовщина в голову, когда, можно сказать» судьба человеческая решается!..»

— … Да, не мёд, — Ганиев даже пристукнул по столу невесть как оказавшимся у него в руках карандашом.

Рустам заметил, как резко переменилась при этих словах Зоя Кузьминична. Губы её нервно дрогнули, но тут же сомкнулись в жёсткую складку. Румянец на лице медленно истаял, оно побледнело и будто окаменело. Даже симпатичные ямочки на щеках пропали.

Заметил перемену и Газимбек. Он начал нервничать.

— Вы поймите меня правильно. Я не против поступления Рустама Шакировича на наше предприятие. Рабочие нам всегда нужны. Тем более такие, грамотные… — Ганиев помолчал, будто подбирая лестные для Рустама определения, но ничего, видно, не придумав, снова пристукнул карандашом по столу. — … Только я хотел бы сразу предупредить…

— Газимбек Расулович, — послышалось напряжение и в голосе Зои Кузьминичны. — Похоже вы…

— Извините, товарищ Долгова, — суховато перебил её Рустам. — Ваш директор по-своему, может быть, и прав… Но он об одном забыл. Я не люблю громких слов, но сейчас без них, кажется, но обойтись. Я — солдат, товарищ