Роман о Лондоне

Если застрелиться где-нибудь за городом, во время прогулки, в рощице, то глупо, приставив револьвер к виску, произносить фразу, с которой его любимый француз, маршал Ней, обратился к солдатам, глядя в лицо смерти. Глупо командовать самому себе. Глупо после стольких совершенных самоубийств еще раз разыграть подобный фарс. К тому же, даже если бы он заблаговременно освободил карманы, если б не оставил ни единой бумажки, если б уничтожил всякие приметные детали на одежде, полиция все равно сразу бы установила, кто он и что. Но тем не менее, возвратившись около полуночи домой, он, сидя в полном одиночестве, без конца повторял, что это нужно, нужно, что он должен, должен покончить с жизнью до приезда Ордынского. Напрасно ждать чего-то и откладывать. Потом будет еще хуже. К такому выводу пришел он в сентябрьские дни после всего, что прочувствовал в этом доме. И самым тяжелым было ощущение, что он быстро стареет и через год-другой совсем состарится.

На той неделе пришли три телеграммы от Ордынского. В первой тот сообщил, что возвращается только в начале октября, затем — что приедет в середине месяца. Наконец, в третьей была указана точная дата его приезда в Лондон — восемнадцатое октября. Значит, надо было к этому сроку освободить квартиру. В те дни Репнин стал ездить на побережье, совсем неподалеку от Лондона, и продолжал свои странные поиски. Однажды под вечер начал накрапывать первый осенний дождь. Он застал Репнина в маленьком курортном местечке, уже полупустом. Он хорошо знал здешние места. Вдоль берега, словно на параде, выстроился длинный ряд отелей, а перед ним по крутым уступам спускался вниз, к морю, запущенный, но красивый парк. У самого моря, вдоль отмели располагались купальни, с собственными отгороженными участками пляжа, кабины, небольшие ресторанчики и даже лодки и шлюпки, привязанные к берегу. Под высоким известковым обрывом, в конце гостиничного парка было совсем пусто, и несколько лодок лежали уже вытащенные на сушу.

Последние влюбленные пары отдыхающих в полумраке отправлялись в них на прогулки.

Достаточно было лишь, дождавшись полуночи, когда стемнеет, оттащить по песку одну из лодок на воду, взять весла, немного отгрести от берега и навсегда исчезнуть во мраке. Никто ничего не услышит и не увидит. Только следует предварительно набить карманы галькой, надеть рюкзак, тоже наполненный камнями, и встать во весь рост. На корму, в темноте. Револьвер у него имелся. Спокойно нажать на спуск, и все будет кончено в одно мгновение. Даже выстрел наверняка никто не услышит. Море будет плескаться о берег. А рыбы и всякие морские твари завершат остальное.

Репнин твердо верил, что осуществит свой план до приезда Ордынского, это было решено. О его самоубийстве догадались бы сразу, сразу бы узнала и Надя, даже если б он, словно спятив, поджег дом, в котором теперь жил. К чему это? Этот позор. Потомок русских князей, солдат, и так постыдно уходит из жизни. Разве не лучше покончить со всем, подчинившись собственной команде, в таком месте, где труп ни за что не обнаружат? Да еще предварительно навести всех на ложный след, будто он просто куда-то уехал. Например, в Париж или — что было бы еще запутанней — вступил в Париже в экспедиционный легион. Эта комедия с иностранным легионом служила уже тысячи раз спасением для самоубийц. Все его бумаги, конечно, будут изучены. На него заведено дело в полиции, есть что-то и в архивах, да и в Комитете, но эта канитель продлится не один месяц, а для него главное — чтобы подольше ни о чем не догадалась Надя. Она будет жить надеждой, что он найдется, что ей обязательно сообщат, куда он уехал, живет ли в Париже или перебрался в какое-нибудь другое место.

Впрочем, как бы хитро ни устроил он все это в Англии или в Шотландии, власти все равно в конце концов разыскали бы его, точнее, нашли бы его труп, конечно, тут же сообщили бы Наде и все испортили. А в газете появилось бы сообщение о том, что его мозговой баланс, мол, не в порядке.

Этот человек не имел понятия, что в октябре жена ожидала рождения их ребенка.

БОЛЬШОЕ N

Хотя Ордынский должен был возвратиться из Польши в Лондон только восемнадцатого октября, Репнин уже в первых числах этого месяца начал сжигать свои бумаги, писать последние письма, оплачивать последние счета. Он был абсолютно спокоен, как в давние времена, когда сдавал экзамены в юнкерской школе или составлял реестр боеприпасов для штаба в Екатеринодаре. Прежде всего он посетил квартирного агента Ордынского, контора которого была почти рядом с домом. Лично внес квартплату за октябрь. Сказал, что Ордынский возвращается в конце месяца, но что он дождаться его не может, так как вынужден выехать в Париж. Едет в Париж, а оттуда в Алжир. Получил разрешение на трехмесячное пребывание в Париже. Вернется только зимой. Был бы очень признателен, если б они к началу января подыскали для него такую же квартиру, как у Ордынского, где-нибудь неподалеку.