Роман о Лондоне

Чиновник покраснел. Он полагает, что, после заявления Репнина о его готовности хоть завтра возвратиться в Россию, тому не стоит даже пытаться ходатайствовать об американской визе. Что же касается его жены, он считает, что она может просить и всего вероятнее получит разрешение на постоянное жительство в Нью-Йорке. О каком-либо выселении ее из страны не может быть и речи. В присланных в консульство бумагах требуется лишь дать ответ на заявление о его въезде. Поскольку этот вопрос сам собой отпадает, решение о продолжении вида на жительство для его жены, о котором он упомянул, будет решаться на месте, а не здесь.

Если Репнин хочет способствовать делу жены, пусть оставит у них на несколько дней рекомендательные письма о нем польского Красного Креста, адмирала Трубриджа и письмо Сазонова. Они снимут фотокопии. На днях он их сможет получить обратно. Да пусть тем временем по-хорошему поразмыслит, не стоит ли все-таки попытаться похлопотать и о визе для себя. В Америке, конечно, он не остался бы без работы.

Это было последнее воспоминание о Лондоне, воскресшее в голове Репнина по дороге в Фоукстон. Приехал он туда абсолютно спокойным, было около полуночи.

Репнин вышел из вокзала с тяжелым рюкзаком на спине. Руки были влажными от возбуждения, но он решительно нырнул во мрак и быстро зашагал вдоль прибрежных парков, словно направляясь на танцы. В спускавшихся к морю аллеях стояла кромешная тьма. А днем или в светлые ночи отсюда бывает виден даже французский берег. В ту ночь нельзя было ничего различить и на расстоянии ста шагов.

Не переставая моросил дождик.

Никто не заметил человека с рюкзаком на спине, исчезнувшего в зелени, во мраке.

А когда утром небо очистилось, никому не пришло в голову спросить себя, каким образом одна из лодок возле купальни отвязалась и почему ее обнаружили в нескольких ярдах от берега, захлестанную волнами, которые усилились в то утро. Никто в Фоукстоне не слышал после полуночи выстрела да и газеты ни о чем не сообщили, хотя ветер и вода хорошо доносят звуки издалека. И в первые и последующие дни море не прибило к высокой, белой известковой скале какого-либо трупа, хотя всю осень и зиму волны нещадно колотились о берег.

Только на маяке, на вершине скалы, за парками, целую ночь трепетал огонек, словно звезда, мерцающая на земле.

Перевод Т. Поповой.

notes

Примечания

1

Грифцов Б. А. Теория романа. М., 1927, с. 147.

2

Равенство. Братство (фр.).

3

С господской семьей князей Репниных (фр.).

4

показное (фр.).

5

«Официант!» (ит.)

6

Князь, вы царь, и вы плачете? (фр.)

7

фигура в кадрили (фр.).

8

Всего хорошего! (англ.)

9

управляющая (фр.).

10

Фоли-Бержер — квартал увеселительных заведений.

11

«забившись в мрачный угол» (фр.).

12

«Приятный денек, Мэри!» (англ.)

13

«Прекрасный старый английский денек, мистер Шипин!» (англ.)

14

«Он занятен, этот генерал Бонапарт!» (фр.)

15

Какая забавная эта Англия (фр.).

16

Бессмертная душа прекрасной благородной дамы (ит.).

17

«До свидания, князь!» (фр.)

18

Камброн Пьер Жак (1770—1842) — французский генерал, участник Наполеоновских войн.

19

Это уж слишком, Ники! (фр.)

20

Долой великих! (фр.)

21

«Наполеон дерьмо!» (фр.)

22

«Вот так» (фр.).

23

«Я вас увожу при условии, если…» (фр.)

24

От англ. wing-commander — командир авиационного крыла.

25

Не правда ли, забавно? (англ.)

26

Печальный Тристан (фр.).

27

Сутенер? (фр.)

28

бюстгальтер.

29

«Вперед, дети отчизны!» (фр.) Первые слова «Марсельезы».

30

Это безнадежно! (англ.)

31

Хорошо. Очень хорошо (англ.).

32

Как дела? (англ.)

33

Великая армия (фр.).

34

Солдаты, прямо в сердце! (фр.)

35

Легион (армия) — наша отчизна (лат.).