Роман о Лондоне

На телеграмме был штамп почтового отделения, расположенного в одном из восточных районов Лондона, который населен нищими евреями, выходцами из России и Польши. Подумалось, с чего там могла оказаться мисс Мун, его знакомая по сапожной мастерской? Но уже в следующую минуту до него дошло, кто скрывается под именем Miss Moon, о которой совсем недавно в Ричмонде он говорил со своей юной соотечественницей, адресовав этой англичанке несколько комплиментов. Вспомнил о ней, рассказывая о том подвале, о лавке семьи Лахуров, где некогда работал. Следовательно, Ольга Николаевна вструхнула? Боится звонить? Ездила в такую даль, чтобы телеграммой предупредить его о своем приезде. На всякий случай замести следы? Просто смешно. Он решил, что завтра на целый день куда-нибудь исчезнет.

В доме царила полная тишина. В чужом доме. В этом огромном городе, незнакомом и чуждом ему, несмотря на столько прожитых здесь лет. И хоть она сообщила, что приедет только завтра, он с опаской и как-то нерешительно подошел к окну. Улица была пуста.

Значит, вот чего добивается этот носатый шотландец?

Хочет сделать из него агента?

А что надо его супруге?

Она желает завтра посетить своего любовника. Любовника, который по возрасту годится ей в отцы и который сейчас в ее браке с шотландцем должен выступать в роли «помощника».

И снова поразила мысль о том, что на этой улице, в этом большом городе никто ничего не знает о его существовании, о визитах к нему этой женщины. Никому, кроме Мэри, не известно, что он живет в квартире поляка, в чужой квартире. А ведь, может статься, через несколько дней он будет неподвижно лежать здесь, в этом доме, на полу, мертвый, после того, как, следуя примеру Нея, даст сам себе команду, с пулей в сердце.

Soldats droit au cœur![34]

Направляясь в кухню, в этом чужом доме, он мысленно смеялся: в какой пустоте, в каком непонятном мире живет человек. Его никто не знает, хотя в этом районе Лондона он жил и раньше долгие годы. Терьера Ордынский забрал с собой, и Репнина никто не встречал, даже собака. Лишь одиночество. За каждой дверью в этой квартире зияла пустота, все двери были настежь распахнуты, и, казалось, только за ним они захлопнутся, навсегда. Приятно веял сквознячок.

Репнин вскипятил чай.

Как и все русские люди, он был уверен, что летом, в жару, чай охлаждает. Конечно, он ошибался, но так уж это усвоил с детства. Когда пил чай, в глаза бросились темные пустые квадраты на месте снятых со стены портретов Наполеона. Ему показалось глупым то, что он сделал. Что спрятал их в шкаф. Подумал, Мэри, конечно, расскажет об этом Ордынскому, когда тот вернется. И, преодолевая внутреннее сопротивление, он вытащил из шкафа портреты и повесил их на прежнее место. Какое ему, черт возьми, дело до Наполеона!

Перед зеркалом, на мраморной полке камина стояла фотография жены. Да, да, завтра, когда приедет Ольга Николаевна, она его не застанет дома. Не хочет он выступать в роли помощника в чьем бы то ни было браке. Он снова отыскал и взял в руки книгу о Санкт-Петербурге, то есть о Ленинграде, с фотографиями, которые день ото дня становились для него все милей и дороже.

Не сводя глаз с этих фотографий, Репнин подумал, что они помогают ему освободиться от стыда, который он испытывал из-за того, что некогда, во время царя и Распутина, сам принадлежал этому городу. В течение многих лет, стоило зайти разговору о его родном городе — а о нем в Лондоне тогда без конца болтали, — Репнин разражался страстным панегириком в адрес русских аристократов, которые, мол, поднимали бунты даже против царей. Да здравствует декабрь! — кричал внутри его какой-то голос. Звенел в голове. Что это — смех Барлова или шепот сердца, которое надрывно стучало? Да здравствует Московский взбунтовавшийся гвардейский полк! Да здравствует Тульчин! Российскому декабрю слава! Довольно нам Наполеонов на стенах! А перед глазами возникли швейцарские ледники, снега и лед, и российское воинство спешило на помощь союзникам. А союзники? — которые тогда так же помогали, как и в последней войне, по словам огромного шотландца, помогали советской армии — где были союзники? В швейцарских горах российское воинство спускалось с ледников в долины, переправлялось через реку, брело по воде, а затем на другом берегу снова карабкалось в гору, чтобы ударить неприятеля с тыла, оставляя за собой на льду и в снегу тысячи погибших солдат. Русское воинство спешило на помощь союзникам. Словно огромная черная гусеница, сквозь пургу и метель, колонна русских солдат пришла на помощь союзникам в долине Муоты. Марш через Альпы продолжался кряду шестьдесят часов. И кто же были те покорители Альп? Множество простых мужиков, превращенных в солдат. Солдат — это великомученик. Какая необыкновенная метаморфоза мужика!

А что об этом говорят в Лондоне?