Роман О Придурках

— Там жа ж почти в километр ямина!

— Счас на восемьсот двадцатой отметке ковыряются.

— И ково тама хоронить будут? Хтинозавров?

— А ты мозгой пораскинь, ежли есть ишшо она, мозга.

— В такую ямину сколь людёв положить можно.

— Ну ты математик! Человек он что? На центер таких как мы с тобой, аккурат двое выйдет.

— Выйдет, — отдымив очередной порцией, запросто соглашается Рахим.

— А в тонне сколь, по-твоему?

— Дак… это… счас… — сощурив один глаз, то ли от едкого дыма, то ли для стимулирования мозговой работы, проговорил Рахим. — Тышшу на сто, да потом ишшо… два десятка выходит.

— Стомиллионную тонну породы когда добыли?

— Едрить его… — большие числа в уме Рахима вызывали чувство умиления.

— В энту ямину вся Азия с Китаем, Индией, Японией и остатними странами поместится, еще и нам с тобой места останется.

— Так для кого копают?

— Балда! Не допер? — пытается выдавить из себя смешок Фарит. Но некоторая недостаточность, а вернее почти полное отсутствие нужных для смеха зубов отзываются слабым кхекающим кашлем.

— А то ты сам допер! Робишь тута, в энтой ямине, вот и знаешь все.

— Чернобыль на куски разбирать будут и сюда сваливать.

— У тя завсегда так, чуть что, и сразу твой Чернобыль со всех дыр лезет. Прям как перестоявшее тесто из квашни.

— Я те точно говорю!

— Могильник?

— Ну да. Радиоактивных гадостёв.

— К нам под бок? Опять?

— А то куда? Тама у их Европа близко, немцев нервирует такое опасное суседство, вот оне и настояли, даже денег дали, чтобы, значит, мы енто дерьмо поглыбже в себя упрятали.

— Совсем тайга умрет.

— Не умрет. В нашинских горах похлешше добра будет. У нас тут, почитай, урану как грязи. Горы оне каменные, оне все прячут, любую заразу как песок воду, очищают, скрозь себя не выпускают.

— Ладно, кабы так-то.

— Не ладно, а так. Я те говорю, ты слухай. Я тута все пригорки с карандашиком своим облазил. Кой-хде пошшолкивает, но чтобы шибко, ни-ни.

— И чё эт значит?

— А то и значит, что я те говорю, камень он в себя берет, а назад не отдает. Ученые тож про это знают. Как наши землекопы дойдут до километра вглубь гор наших, так и зачнут ссыпать туда. На то и железку проложили.

— А ежели рванет, как в "сороковке"?

— Тама гадость всякую на землю сваливали и в озеро сливали. Вот и полетели брызги во все стороны. А тута внутро гор, да присыплют сверху. Случь чё, взрыв вглыбизну уйдет, к центру земли.

— Это ж скоко денег за просто так угробастано?

— А че ты чужие немецкие деньги считаешь?

— Дык их жа можно было по-умному сиспользовать, для людей пользительно.

— Маху наши правители дали, у тебя не спросили.

— Спросили бы, и семь лет копать не пришлось бы.

— Ты, што ли знаешь лучше их?

— А и знаю. Хошь, и тебе покажу.

— Такой умный… Чё ж не в Кремле сидишь?

— А то там умные сидят…

Рахим затянулся поглубже, вытягивая жар из последних зернышек самосада, окутался дымом как туманом. Загасил огрызок газеты черными пальцами, предварительно намуслякав их, и сказал не в тему.

— Давай, завтре в екатерининский завал сходим.

— Че я там не видел?

— Я берлогу надыбал.

— С Хозяином? — загорелся Фарит. — Мне б жиру медвежьего б со стаканчик. Говорят, радиацию выводит.

— Не-а, Хозяин выспался и по делам своим ушел.

— Жалко.

— Но кой чё интересное за собой оставил. Ты тока фонарей ваших пару прихвати. И этот карандашик, который щелкает.

ФАТЕРА КОСОЛАПОГО

Под берлогу Мишка приспособил небольшое, метра на два углубление в скале.

Рахим раздвинул кусты можжевельника, прикрывающие вход в пещерку, полыхнул фонарем вовнутрь — пусто. Зашел, согнувшись в глубоком поклоне. Фарит без лишних оглядок последовал за ним.

— Ну, чего скажешь? — спросил Рахим, видя некую растерянность в друге.

— Повезло Косолапому. Знатную фатеру себе надыбал, — признал Фарит.

Внутри было темно и просторно. У левой стены фонарь высветил постель из примятых еловых лап. Под ногами и на постели рассыпаны камни, некоторые с медвежью бошку величиной. И полное отсутствие Мишкиного запаха, хотя зимовал он здесь, судя по внушительным запасам окаменелого добра, не один сезон. Где-то щель в скале спряталась, естественная вытяжка воздух чистит.

Фарит лесной человек. Ему минута или пять потребны, чтобы обсмотреться, камни-валуны с места на место перекатить. А уж потом и глаза в потолок уставить.

— Обвалилась берлога? — фонарь пополз по крутой стене… и потерялся в вышине.

— Ну да. И, вроде как на его, на спяшшего.

— Не зашибло?

— Я смотрел, крови не нашел. Но досталось малость, шерсть зацепило. Вон на той булыжине, — тронул ногой камень с острой кромкой, — клочья висят.

— И с чего бы это стенка завалилась, — спросил скорее себя, чем напарника Фарит. — Землетрясений в наших краях сроду не бывало.

— Зато взрывают на вашем карьере частенько.

— Так это за сколь отседова будет?

— Сколь ни сколь, а когда порода еле держится и чиха может хватить.

— И то верно.

— Ну чего? Сходим, глянем? — спросил Рахим.

— Ты еще не лазил?

— Только до закраины. Там спуститься можно, я пробовал. Но одному идтить… сам знаешь.

— Ну да, одному и сгинуть недолго, — согласился Фарит.