Роман Равдин

они добудут еще один мозг, включат его в работу на хозяина, а для Барнета

найдут подходящее тело человека, погибшего от травмы черепа...

На зеленых и красных экранах оживились линии, полоски, заметались

светлые точки, искорки.-- Притт осторожно поворачивал верньеры.

"Бодрствование" -- зажигались сигналы над экранами...

Притт замер на мгновение. Глаза его еще раз прошлись по экранам и

задержались на табло -- "Пульс". Там плавала шкала с цифрой "72" у окошка.

Наконец, он протянул пальцы к тумблерам: "Слух" -- щелчок... "Зрение" --

щелчок... и сверху, оттуда, где стоял саркофаг, почти тотчас же долетел

звук, похожий на глубокий вздох, а затем глухой, слабый голос спросил:

-- Где я? -- и снова повторил: -- Где я? Зажгите свет, пожалуйста...

Это был его голос, Дэвида. Притт остолбенел, на секунду потерял власть

над собой. Конечно, не сам по себе звук знакомого голоса ошеломил его. К

нему он успел привыкнуть еще вчера и позавчера, когда настраивал вибротон.

Для этого он использовал несколько катушек магнитной записи речей

профессора, которые он достал в его университете.

Вибротон -- его гордость, первое его важнейшее изобретение после

изобретения его учителя профессора Миллса -- преобразователей зрительных и

слуховых импульсов биотоков мозга.

Нет, поразил Притта сейчас живой Дэвид! Его тело лежало в могиле. Да,

профессор математики Дэвид Уильям Барнет погиб в дорожной катастрофе. И все

же, вот он, профессор, жив, вот он, его настоящий голос, а не магнитофонный!

Только звучит он не с помощью натуральных голосовых связок, гортани, языка,

зубов -- а с помощью электроники. Только и всего! Живой Дэви! Он сейчас с

ним будет говорить!..

-- Послушайте, кто там! Почему так темно?..

Притт вскочил как ужаленный. Он забыл, что солнце село, а у биотрона

работать можно, и не зажигая света. Вот почему Дэви его не видит! Он кинулся

к выключателю. Вспыхнула ксеноновая люстра. Притт замер у стены и вперился в

"глаза" Дэвида. Они чуть поблескивали линзами под глубоким черным бархатом

козырька.

Какое-то мгновение царила тишина. У Притта екнуло сердце: "А вдруг

видеосистема отказала?.." Тогда он оторвался от стены и, не спуская глаз с

черного козырька, медленно пошел в другой конец зала. Козырек с линзами

дрогнул и поплыл за ним, не выпуская из поля зрения...

-- Это ты, Джонни?

Голос был слабый, но и гром не поразил бы так Притта. Он замер, сжался,

словно бы от удара, оперся руками и затылком о стену и молча уставился в

мерцающие в черном бархате линзы.

"И это Дэви... И это Дэви!.." -- повторял он про себя, а из глаз сами

собой текли слезы. Слезы жалости к Дэви. Но вместе с тем -- слезы радости и

счастья. Ведь он достиг высоты, на которую не поднимался ни один смертный:

свершен чудовищный симбиоз разума с мертвой материей! Живое слилось с

неживым в один действующий комплекс.

-- Дэви, старина. Это я, Джон. Ясно ли ты меня видишь? -- взял себя в

руки Притт, и профессиональный интерес уже завладел им. Он медленно подошел

к своему креслу у биотрона и опустился в него, не отрывая взгляда от

мерцающих линз. Словно какая-то магическая сила исходила от них, проникая в

самую душу ему. Козырек меж тем задвигался беспокойно -- туда-сюда,

обшаривая взглядом всю комнату, и снова вперился в Притта.

-- Если это не сон, Джонни, то почему я не вижу себя, разве у меня на

глазах окуляры? И почему я не могу ни повернуть головы, ни пошевелить

руками, и вообще ощущение, будто у меня нет тела? -- медленно и как-то очень

вяло проговорил Барнет.

"Объяснить сейчас или оставить этот разговор на другой раз?" Он тронул

рычажки вдоль надписей "тонус", "настроение" и улыбнулся навстречу

устремленным на него линзам:

-- А как общее самочувствие, скажи сначала?

-- В общем неплохо. У меня ничего не болит, но это-то и беспокоит,--

голос его звучал уже бодрее.

"Черт возьми, что значит бионика! -- восхищенно подумал Притт, кинув

еще раз взгляд на "сектор психики",-- Любое настроение тебе создам..."

-- Очень рад за тебя, дружище. Ты уже был в загробном мире, когда

привезли тебя сюда. Мне удалось вытащить твою душу, можно сказать, из лап

самого дьявола.

-- А тело, Джон? Разве ты его оставил дьяволу?

-- Пришлось. На нем живого места не было.

-- Ты хочешь сказать -- осталась одна голова?

-- Да! И какая голова! Выдающегося математика нашего времени...

-- Но как же я буду жить? Двигаться, работать и все такое? -- загремел

вибротон, а на пульте замигали сигналы "Внимание!", показывающие опасное

напряжение по секторам. Притт машинально схватился за красный верньер

"Активность" и чуть повернул его влево.

-- Не гаси свет,-- еле слышно попросил Барнет.

-- Дэви, тебе нельзя волноваться. Прошу тебя, возьми себя в руки,--

повернув верньер обратно, страстно заговорил Притт.-- Я тебе сейчас все

объясню. Ну, как тебе сейчас, светло, хорошо?

-- Да, да...

-- Прими, ты -- сейчас это твой мозг. Единственно, чем ты можешь