— А ребенок? Он мой?
— Рома!
— Прости! Прости! Просто мы же всегда предохранялись...
— Не всегда.
— Разве нет?
— В то утро в мотеле... Нет.
То утро. Да... Она посмотрела на меня. Так, что я забыл обо всем. Впервые в жизни забыл о защите.
Беру ее за руку. Ее кожа теплая, и это еще одно доказательство, что она реальна. Веду ее за собой в свою комнату. Нам нужно остаться наедине. Я ничего не понимаю. Мне нужна минутка, собраться с мыслями. Как только за нами закрывается дверь, стягиваю с себя футболку с джинсами.
— Что ты делаешь, Рома?
— Я просто хочу почувствовать тебя кожей. Можно? — спрашиваю ее, поднимая ее платье вверх по бедрам. Она молча кивает.
Мои губы на ее губах, мои пальцы запутались в ее волосах. Она выгибается навстречу мне и жадно отвечает на поцелуй. Ее тело не может лгать. Она хочет меня, она скучала по мне.
— С ребенком все хорошо? — опускаю глаза на живот и дрожащей рукой прикасаюсь к нему.
— Да.
Когда я продолжаю стоять, застывши на месте, и не спуская глаз с живота, она добавляет: — Это девочка. У нас будет девочка.
— Девочка... — повторяю эхом за ней. Когда я снова смотрю на ее лицо, в ее глазах я вижу желание.
— Тебе можно?
Она смущенно улыбается и кивает. Я больше ни о чем не спрашиваю. Ни почему она смогла вернуться сейчас? Ни где она была раньше? Ни про ее родителей. Это все потом. Сейчас я хочу говорить с ней как раньше — прикосновениями. Мы лежим на боку, когда я скольжу в нее. Я двигаюсь осторожно, не погружаясь глубоко, и все это время она не сводит с меня глаз.
Я вижу в них извинение. Вижу обещание. Вижу наше будущее. Она просит прощения глазами. Слезы катятся по ее щекам. Ей не нужно ничего мне говорить. Я давно простил ее. За все. И всегда буду прощать.
Когда она засыпает в моих объятиях, я разрываюсь от счастья и от мучительных мыслей о том, неужели, все так просто? Неужели, теперь она останется и все будет хорошо? Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
******
Просыпаюсь в холодном поту. Поворачиваю голову на подушке. Ее нет. Шарю глазами по полумраку комнаты. Ни ее, ни ее вещей.
Это был всего лишь сон. Опять. Мой персональный ад и рай. Смотрю на орущий радио будильник, разбудивший меня.
Ну кто? Кто ставит такие песни рано утром? Ди-джей либо садист, либо такой же несчастный влюбленный идиот, как я. Стучу по кнопке выключения. Но она не срабатывает. Больше нет. Мне нужно остановить это. Вырываю шнур из розетки, и швыряю будильник о стену. Тишина не приносит облегчения. Ничего не приносит его.
Время ничего не значит.
Время ничего не лечит.
Время — это самый большой обман. Когда не надо, его слишком много. Когда оно нужно — его катастрофически не хватает.
Говорят, разрыв любви лучше, чем ее агония. Это ложь. В агонии она сгорает до тла. И даже если ты с ней, то потом ты возрождаешься. У тебя не остается иллюзий, и ты можешь двигаться дальше, не погрязая в ложных мечтах «а что если». При разрыве любви ничего не окончено, и ты живешь в этой незаконченности.
Эта тоска когда-нибудь отпустит меня?
Стягиваю боксеры на бедра, сжимаю свой напряженный член в кулак и начинаю привычные движения. За эти полгода у меня никого не было. Если мне нужна физическая разрядка, я могу сам об этом позаботиться. Зачем мне для этого близость с кем-то? Точнее ее имитация...
Мне не требуется много времени, чтобы достичь кульминации. Достаточно закрыть глаза и увидеть ее в том старом мотеле. Память хранит сотни воспоминаний о ней. Но в то утро я возвращаюсь чаще всего. Тогда она была ко мне ближе, чем когда-либо. Обнажившаяся передо мной. Во всех смыслах. Наша близость тогда отличалась от других раз. Она не должна была заниматься со мной любовью так, как в то утро, только для того, чтобы потом уйти.
А это была любовь. Никто не сможет убедить меня в обратном. Все это время я прокручивал это в своей голове. Пока не понял наконец, в то утро она не признавалась мне в любви своим телом. Это было прощание.
Снова засыпаю с ее именем на устах.
Зачем... зачем ты снишься мне, Ева?
Часть вторая «Разрываемые».
Глава 1
Роман
— Поднимай его, — словно издалека слышу голос Матвея. — за ноги.
Перекатившись на спину, смотрю на него затуманенными глазами снизу вверх.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю его заплетающимся голосом, отказываясь покидать прохладу кафельного пола.
— Действительно! Что мы делаем у себя дома? — смеется он и вырывает из моих рук почти пустую бутылку коллекционного виски. — Давай туда его, Илья!
— Отвалите! Я думал, днем здесь никого не будет, — мои попытки отмахнуться от их рук тщетны. — Верни бутылку!
— Ну извини, что мы пришли домой пообедать и нарушили твою вечеринку жалости, — рычит Матвей, пока они с его лучшим другом несут меня в гостиную и укладывают на один из диванов.