Роман. Разрываемые

— Я буду целовать свою жену, когда захочу, — безжалостно заявляет склонившаяся надо мной темная фигура.

Сколько может выдержать женщина? Неважно, насколько ты сильный, у всех наступает момент, когда он может сломаться. Я же никогда не считала себя сильной.

Вкус изысканных закусок не ощущается более, вместо звуков музыки в ушах стоит шум. Примерно через двадцать минут, пока муж занят важным разговором с очередным чиновником, мне удается выскользнуть из все больше наполняющегося гостями зала.

Юркаю в первую попавшуюся дверь и оказываюсь в пустом и тихом коридоре с мягким приглушенным освещением. Я просто иду, не зная, куда он меня выведет. Ноги словно сами несут меня все дальше. А может быть это мое сердце?

Кажется, впереди есть окно в сад. Мне приходится резко остановится, когда одна из дверей с табличкой «Только для персонала» распахивается и из комнаты выходит девушка, а вслед за ней… Роман. Он склоняется к ней. Близко. И что-то говорит, она же не прекращает улыбаться все это время.

Я узнаю эту девушку. И этот коридор. Воспоминание, теперь кажущееся далеким сном, яркой вспышкой всплывает в моей памяти. Эта та самая горничная, которая призывно улыбалась Роме, игнорируя меня, когда мы шли по этому коридору полтора года назад, взявшись за руки. Тогда за широкими стеклянными дверьми нас ждал согретый солнечным теплом благоухающий сад. Сейчас тот сад замерз в тисках угрюмой зимней ночи.

Хочу развернуться и уйти, пока они не заметили меня. Но тут Рома оборачивается, и даже издали мне видно, как изменяется его дыхание. Забыв о спутнице, он торопливо подходит ко мне, берет за руку и неистово тащит вслед за собой к еще одной двери с аналогичной табличкой. Он проводит карточкой по замку и втискивает нас в темное пространство комнатки, очень похожей на кладовую.

— Я просил у нее ключ-карту. Для нас. Клянусь. Это все, — сбивчиво объясняет он. — Надеялся, я смогу украсть тебя ненадолго.

— То, что было там в зале… я не хотела. Прости.

— Я знаю, — перебивает он меня. — Это ты прости меня.

— За что, Рома?

— За то, что все так.

Чувствую, как он наклоняется ближе, и его губы касаются моего виска. Его руки моментально согревают теплом мои обнаженные плечи, родной запах окутывает меня, мне слышно его судорожное дыхание, но этого мало. Я хочу видеть его.

— Здесь есть свет? — хриплю.

— Сейчас, — он отрывается от меня и щелкает выключателем. Уже через секунду его руки снова находят меня, путешествуя по моему телу. Сквозь тонкий шелк платья его прикосновения обжигают, губы прижимаются к моей шее.

От этого прикосновения по всему телу пробегает дрожь. Наклоняю голову набок, давая ему доступ, желая больше того, что он делает. Просто желая больше его.

— Так соскучился, — говорит он, поднимая голову и заглядывая мне в глаза. Его голос меняется. Становится чувственным.

Смотрю на него и пытаюсь запомнить каждую деталь его лица, золотые искорки в глубине его карих глаз, такие же, как солнце, встречающееся с горизонтом летним вечером.

Обнимаю его, прижавшись щекой к его плечу, и прислушиваюсь к биению его сердца. Мы просто стоим и держим друг друга в объятиях. Этих минут так мало.

— Ева, — шепчет он мне на ухо, и его теплое дыхание дразнит выбившуюся прядь моих волос. Покалывание возбуждения пробегает по моему телу. — Ты пахнешь невероятно.

Он слегка отстраняется назад, только чтобы зафиксировать взгляд на моих губах.

— Поцелуй меня, — молю я.

Мне слышен низкий рокот из его груди, и я закрываю глаза, ожидая мягкого прикосновения его губ к моим. Вместо этого они врезаются в меня с жадностью и нетерпением, отчего я всхлипываю и впиваюсь пальцами в его рубашку, сильнее прижимаясь к нему.

Глубоко вдыхаю его запах, зная, что еще каких-то пара минут, и нам придется расстаться. Я жажду его постоянно, так сильно, что будет физически больно оторваться сейчас от него.

******

Роман

Как только я вошел в зал, сразу же нашел ее глазами. Хрупкую фигуру в длинном красном платье было легко выделить среди остальных гостей.

Я всегда буду узнавать ее в толпе.

Конечно, моя Ева тянулась к музыке и была полностью поглощена выступлением певицы на сцене. Я хочу вернуть ей это. Музыка занимала большую часть ее мира. Ее родители и музыка — на самом деле все, из чего раньше состояла ее жизнь. Она рассказала мне.

Обернись, милая!

Спустя мгновение, словно услышав мой безмолвный призыв, она повернулась, и наши взгляды встретились. Я бы не удивился, если бы она умела читать мои мысли.

Ее разбитое сердце было видно в ее печальном взоре, в темных кругах под глазами, портящих ее обычно идеальную кожу. Я заставил себя думать о Ное, и только это удержало меня от того, чтобы не подбежать к ней прямо сейчас, взять на руки и унести ото всех.

Потом я увидел то, отчего перед моим глазами встала красная пелена гнева и, если бы Илья, взявшийся из ниоткуда, не преградил мне путь, удерживая в своей крепкой хватке, я бы бросился к ее мужу и набил бы ему морду прямо при всех. Плевать на последствия.