Читаем Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки полностью

Но «сейчас не об этом», как незабываемо выразился герой Буркова в «Иронии судьбы» – в фильме-загадке, который так и не смог никому надоесть. Главный, так уж мне кажется, его талант, нет Гений, чего уж там сыпать мелочь – это умение совершенно внезапно выдать неожиданную фразочку, да так в тему, порой парадоксально и по-хармсовски, что берёт оторопь, причём всегда, сколько лет его, бродягу, знаю. Поразительно ещё и то, что когда происходит этот, в высшей степени творческий процесс, он не совсем осознаёт, что явилось Чудесное Творение. Он даже и не сразу хохочет со всеми, осторожно взяв какую-то компьютерную паузу.

Есть у меня целый файл, названный мной «кренделябры Руслана», как распорядиться сим богатством пока не мыслю. Может, сделаю каждую его чокнутую фишку эпиграфом, ну или посвящу этому «неразъяснённому» доселе явлению целую большую главу.

Ну вот одна байка для затравки: Руська достаёт заначку для общего дела (а дело-то, как известно, для всех музыкантов, артистов и художников одно – наливай, да пей!) и проникновенно так произносит: «Ну, придётся, значит, снова из гробовых брать…». Бурные аплодисменты, как номенклатурно стенографировалось на сталинских пленумах, плавно перетекают в нескончаемые овации!

Или такая «штучка-дрючка», из моих любимых! Я «праздно-мистически» разглагольствую о смерти, мол, страшно… Небось, умираешь и, наверное, радуешься тому даже, что хоть последний раз (уж, снова извиняйте за средневековье) поссать…Отпетый подонок Русь терпеливо выслушивает эту доморощенную «философию» и заканчивает мой панегирик как всегда очень нетривиально: «Последний раз – это под себя…».

Дамы и господа, комментарии излишни, Руська – бог юмористической миниатюры!

Закат Европы ещё далеко

25 ноября, годика эдак 2011-го. «Курьерю» со страшной силой. Истово выходя из м. Спортивная, я увидел возле ларька с фастфудом распотрошённый хот-дог: булка живописно валяется отдельно, почти не деформированная, и загорелая сосиска тоже совершенно целая. Я ещё подумал тогда в изумлении: «Надо же, даже собачки не подтибрили…». Интересно, был бы я настоящим, заросшим и пахучим бродягой, западло мне было бы её подобрать и съесть? Решил, что не западло…

Возвращаюсь обратно с безумного курьерства к Спортивной уже не так бодро и без молодецкого посвиста и, о чудо – хот-дог на месте и в том же виде! Ни фига себе, а ещё говорят, типа, кризис, голод и конец империи! Да «в поряде» всё!

Магия нацизма для глупых подростков

Концерты местных групп в Нижнем – это порой что-то за гранью здравого смысла… Хотя, наверное, на заре, так сказать, «становления советской рок-музыки» в каждом расчудесном городе, даже в столичном, всё происходило именно так наивно и чересчур.

Вспоминаю пёструю солянку в ДК им. Якова Свердлова или в «Яшке», как тогда небрежно бросали. Во время выступления одной мрачно-занудной «коллективины» на сцену влетел абсолютно левый истеричный танцор, самозабвенно выделывающий экспрессивные «па», да ещё с голым торсом. И вот, вокалист с понтами, как минимум, гениального эпилептика Иена Кёртиса из «Джой Дивижн», демонстративно-непонимающе пожимает плечами, дескать, что это? Мы тут «психоделим», священнодействуем, а он какой-то пошлый цирк устраивает. После десятиминутного «взаимного шаманства» танцор-параноик пожимает равнодушную лапку вокалиста, всё неистовство закончено…

А в зале в позе «зиг хайль» застыл мальчик, решивший, что это фашистская музыка, и он единственный оценил послание со сцены и со сладким трепетом чувствует восторженные и испуганные взгляды на себе. И от этого собственная миссия завораживает его самого до душевной дрожи! Вот этот миг, где он, мальчик – острие накала, вызова! Вот оно, понимание: нацизм это – ух…

Стоит он так минуть пять-шесть, потом выходит из зала. А что, собственно, ещё может быть дальше, он всё и всем уже показал, всё самое важное на концерте случилось, и все эти ничтожные это видели…

Возможно ли петь в микрофон в басовом барабане?

И как же не сказать ничего об этом трагикомичном персонаже, «без которого нижегородский рок не был бы таким ярким и заметным»?

Дуня… Володька Мигутин, похожий на Карлсона-переростка, с вечными жидкими кудряшками, самопальными кособокими наколками, типа «Kiss», на руках, с ускользающим вороватым взглядом и со «святою к музыке любовью».

Он водил дружбу со всей рванью в городе – конченные пьянчуги, ворьё, бичи всех сортов, все знали Вована и с удовольствием подносили спасительный стаканчик в тягостные мгновенья бодуна. Вы спросите, за что? А за то, что Дуня был Артист! Он довольно неплохо имитировал голоса всевозможных певцов и актёров, имел приличный вокал и скорёхонько мог подобрать на гитаре любой мотивчик для благодарной братвы.

И всё было бы хорошо, если бы наш Вова не имел неприятной склонности «к тяге» всего, что плохо лежит, в том числе и у своих. За что он часто был справедливо «биваем» и даже получил однажды законного «ножа в ливер».

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное