Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Слово за слово, и вкрадчивый дядёк приглашает нашего убитого печалью Дюшу в гости, посидеть-погоревать, как двум мужикам, оставленным коварными гарпиями, выпить по традиционной «банке» и поплакаться всласть. А почему и нет? Дом-то оказался совсем рядом, а в нём имелись правильные жидкости, подобающие случаю. Пройдя мрак прихожей, они оказались в полутёмной комнатке с круглым столом посередине. Разлились рюмочки, горячительное растеклось по измученному телу и уставшей от тяжких дум Дюшиной голове. Потёк и успокаивающий душу разговор ни о чём, и…

Холод пронзил грудь его – в тусклом свете пыльной люстры было видно, что волосы сердечного дядечки имеют сиреневый оттенок! Ошарашенный Дюшин взгляд был перехвачен хлебосольным хозяином, он грациозно провёл себя пятернёй по волосам, и последовало страшное: «Да-а! А знаешь почему? Потому что я – голубой!».

Моментально объяснилось всё нарастающим потоком горного снежного обвала – и мягкое участие, и крохотная холостяцкая квартирка, и подозрительная заброшенность обстановки, не знавшей никогда заботливой женской руки.

Несчастный Дюша вскочил, но вспомнив, что в тёмной зловещей прихожей непонятно где скинул плащ и ботинки, бессильно опустился на сиротский деревянный стульчик. На дворе была глубокая осень, куда уж тут босиком!

А дядечка засуетился и, потирая нежные ручки, захлопотал насчёт наполнения бокалов и смен закусок. Он лопотал явно в не первый раз произнесённые сентенции, вроде: «Молодой вы мой человек… Это только вначале кажется, что это всё ужасно, но не так это, не так, уверяю, всё не так-то просто… Двое мужчин как раз всегда и найдут общий язык, и пожалеть друг друга смогут гораздо лучше, хороший вы мой… Вы пейте-пейте, не смущайтесь, юноша…». Юноша не то чтобы смущался, он просто готов был сигануть с балкона, а что, кстати, этаж-то всего-то навсего второй!

Далее проворная рука сиреневолосого соблазнителя незаметно легла на Дюшино плечо, и этого «дружеского мужского жеста» он уже стерпеть не смог. Он снова вскочил и, запинаясь и заговариваясь, начал объяснять, что, дескать, «дело это» для него новое, так вот сразу с кондачка он это решить не сможет. Одним словом, мол, «нужно время, вы ж понимаете…», и «вы телефончик вот мой запишите, я ж в любой момент…». Половина телефона была выдана, «по чесноку» своя, а вот вторая, от греха, из номера жестокосердной «бывшей».

Казалось, что бдительность напористого «содомита» была усыплена, хватка ослабла, и настал спасительный момент, когда пора заговорить о полюбовной выдачи обуви и верхней одежды…

Но тут внезапно раздался бешеный стук в хлипкую дверь и полоумный крик: «Колька, открывай!». Дюша обомлел от ужаса и подумал: «Вот и всё! Сейчас они меня на пару и разложат…».

А надо заметить, что дядёк-растлитель был, конечно, не культурист, но весьма жилистый субъект. Шансы в борьбе и так были невелики, а если теперь уже, когда этих озверевших от нежной страсти извращенцев стало двое, то всё, как говорится, «сливай масло»…

«Сиреневый» дядёчек, заговорщически приложив палец к трепетным губам, прошептал: «Тихо! Это мой брат! Он подумает, что дома никого и… Уйдёт…». Но стук повторился, явно усилившись: «Колька, открывай! Открывай, я знаю, что ты здесь!». Белый, как луна за окном, Дюша в жесточайшем ступоре уже просто ждал конца… «Колька, открывай, говорю! У тебя там баба что ли?!». «Знал бы ты, какая тут у него баба» – пронеслось в ещё не теряющем, как ни странно, чувства юмора угасающем сознании Дюши. Однако опасный дядька оказался прозорлив, и его дикий братишка, зверски пнув ещё пару раз «многострадалицу-дверь» и бубня проклятия, удалился в ночь.

Тут уж Дюша не стал медлить, выбежал в пугающую прихожую и под руководством получившего фальшивую надежду горе-мужеложца отыскал свои вещички. Наскоро раскланявшись на предмет «рад-рад, сердечно раз знакомству, тоже надеюсь на продолжение, да что вы, какая там неудобная ситуация, дела житейские, да «на созвоне», да «сходим куда-нибудь, жду ответного визита…», он выпрыгнул в осенний тёмный морозец и возблагодарил судьбу за избавление от мук физических и моральных.

Святые стены Университета, Альма Матер, студенческое братство… И вся эта дикая херня, что с нами происходила.

Кое-что о съёмных квартирах

Вы спросите, а чего же это вы, ребятушки, так стоически переживаете ваши некартинные общажные тяготы, выставляя напоказ язвы свои и рубища, словом, что же это за мазохизм-то такой показной, ну, в самом деле? Ну что же, вопрос резонный, и я отвечу вам, дорогие мои, более чем квалифицированно.