Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Неприлично быстренько, словно семья еврейских эмигрантов, мы перетаскали музыкантские наши пожитки с Лёшке Котречко и Саньке Базанову, нашим давним дружкам и коллегам по непростому цеху, которые к превеликому счастью жили через дом, и потом немедленно и в срочном порядке напросились переночевать к великодушному Лёшке Алексеенкову.

Меня ещё долго потом изводили звонки с дьявольскими угрозами расправы и прижизненного расчленения, но разыскать нас теперь было невозможно. Для этого гадского семейства подонков мы потерялись в огромной девчонке-Москве…

И потеряли все деньги, что отдали за три месяца приятного и познавательного во всех отношениях легального времяпрепровождения в Столице.

И только чуть успокоившись, до меня припоздало доехало, что неоднократно вставленные и выломанные замки – это зарубки, оставшиеся от таких же несчастных, кого «квалифицированно киданули» это бессовестные и мерзкие скоты.

А вот интересно, всё же, пухлый риелтор был с ними в мерзкой шайке или нет? Если да, то великий актёр отнюдь не пропал на столичных криминальных подмостках… Так сказать, герцог, б… ять, съёмных квартир, закулисный, сука, кардинал чёрного московского «риелторства».

Совершенно зауряднейший Московский Новый год

Наш спаситель Лёшка Алексеенков жил в далёком Перово в однокомнатной небольшой квартирке на верхнем, прожаренном солнцем этаже. Проживали они втроём – сам Лёха, глупый попугай и запуганный кот Тихон. Запуган он был экстремальной физиотерапией, которую регулярно производил Лёшка, считая, что это чрезвычайно полезно для драгоценного «котейского» здоровья. А состояла она, дикая физиотерапия в раундах вольной борьбы с ним, безвольным пушистым Тихоном, с заламыванием мохнатых лапок и завязыванием в узел упитанного тельца котейки.

Жизнь Лёха вел шальную. Череда разудалых попоек и случайных девиц сменялась многочасовыми сеансами игрищ в самые злющие «стрелялки». До того как перейти на относительно спокойную «охранную» стезю, он имел множество других специальностей несколько другого, весьма опасного свойства, о которых, понятное дело, я деликатно промолчу.

Бывший прилежный спортсмен, заслуженный борец-разрядник, он, однажды удало демонстрируя залихватский боевой приём, чуть не сломал мне руку, искренне не понимая, чего это я так жалобно вою и извиваюсь в его лихом заломе. С той суровой поры я стал намного лучше понимать его зашуганного Тихона.

И вот, грозный наш Лёха Алексеенков, имевший в друганах почти одних только уголовников, видя нашу «стеснённую» ситуацию, легко молвил: «Ну чего с вами, артистами делать, живите… Но учтите! До тех пор пока постоянная тёлка не заведется!». Постоянная тёлка не заводилась где-то год, и мы двенадцать безумных месяцев методично и с изумлением наблюдали всех его, так сказать, тёток непостоянных.

Пили мы практически каждый день и довольно жёстко… И как мы только не сдохли в этот наш сугубо «творческий» участок жизни и судьбы?

Ночами, когда по обыкновению не весьма крепко держащий стакан Русёк вырубался чуть ранее (поглощение алкоголя в промышленных масштабах не совсем его стезя), мы с романтиком Лёхой вели «научные» беседы об НЛО, полтергейстах, «Розе Мира» Андреева и прочей эзотерической дребедени, детская склонность к которой нас особенно объединила…

Мы душевно «киряли» дальше, и неутомимый Лёха проводил со мной сеансы одновременной игры в «краплёные картишки», на раз обыгрывая в любом жанре, сколько угодно конов подряд и с любым, предложенным мною же, счёте. Комментировать из деликатности я снова ничего не буду, вы не против?

Несколько слов о его знаменитом сортире… «Святые стены» его каллиграфическим, идеальным почерком были испещрены сложнейшими формулами и выкладками из теории относительности, и это было, доложу я вам, что-то и с чем то!

Как мы не перегрызли там друг друга, три упрямых мужика за долгий год в одной-то маленькой комнатухе, неизвестно, но серьёзно мы практически не бодались.

В гости в наш вертеп залетала порой только Ражева, и один её новогодний заплыв я попробую живописать.

Праздновали разномастной компашкой – естественно, хозяин Лёха, Иришка, Русёк, я и давние Лёшкины друзья, семейная пара: добродушный здоровяк с детским лицом Серёга и Ольга, худенькая девушка с чёрным поясом по каратэ. Выпито было немало. Так пишут обычно, чтобы обозначить силу праздничного смещения сознания, но что эта фраза скажет про нас, кто всосал в себя половину винных запасов славного района Перово и его не слишком дивных окрестностей.

Падал тихий снежок, народ периодически тоже осыпался на пол, и под утро принято было решение мягко отойти ко сну. Размещение пар на ночлег показалось мне чем-то ужасно несправедливым (какой же пьяный маразм!) и я неторопливо собрался… и ушёл, тая обиду в ранимом сердце, правда, уже напрочь не помня, какую именно.

Никто, собственно, и не заметил моего трагического побега.

Хватились меня через час, когда я в пьяном «коматозе» катался оставленным пакетом в метро или топтался по «приятному» снежку в сказочных перовских задворках.