Роман с Блоком

Угроза немедленного прекращения творческой деятельности уже неоднократно нависала над обитателями Дома искусств. То властям не нравились аукционы, на которых обитатели дома распродавали остатки прежней роскоши, помогавшие им выжить, то грозили отнять государственные субсидии. И каждый раз Чуковскому приходилось искать заступничества в советских инстанциях, спасая свое детище…

— Я принесла тебе для одобрения проект письма Ленину от Петроградского отделения Всероссийского союза писателей. Вот, посмотри, что у них получилось, — жена передала Блоку четвертушку бумаги. Тот без особенной радости принял ее и прочел:

«Председателю Совнаркома В. И. Ленину

Правлением Петроградского отделения Всероссийского профессионального Союза писателей, в заседании от такого-то мая сего года, было заслушано сообщение о тяжелой болезни поэта А. А. Блока, который в настоящее время страдает грудной жабой, цингой и нервным расстройством. По заявлению врачей, пользующих больного, единственной мерой, которая могла бы его спасти и вернуть к творческой работе, является немедленная отправка А. А. Блока в одну из санаторий, предпочтительно финляндскую, где он будет иметь необходимый уход и индивидуальное питание.

Ввиду этого правление Союза в твердой уверенности, что оно говорит от имени всей русской литературы, просит безотлагательно выдать А. А. Блоку и его жене разрешение на выезд в Финляндию.

Правление полагает, что к этому ходатайству о спасении жизни Блока присоединится каждый, кому дорога русская литература, одним из лучших современных представителей которой он является.

Председатель правления А. Л. Волынский

Члены правления…».

— Они непременно обязаны тебя выпустить, — скорее для самой себя, чем для мужа, продолжила рассуждать Любовь Дмитриевна, высыпая на блюдце сухарики. — Уже было несколько отказов, и что получилось? Это может повлечь за собою один только результат — массовое бегство за границу. Отказать в бумажке на выезд легко, но реально удержать того, кто окончательно решил уехать, невозможно! Не в ЧК же таких людей сажать, право слово…

Александр Блок поморщился. Он был болен и слаб. Он устал.

Да, конечно же, Блок и сам знал, что знаменитый Болеславский, Смирнов с Романовым из Мариинского театра, да и целый ряд других артистов спокойнейшим образом без всяких разрешений нелегально перебрались через границу, показав, таким образом, дорогу другим. Тем более что большевики и сами понимали это — Луначарский даже передавал ему слова народного комиссара внешней торговли Красина о том, что скандальное бегство из Республики Советов прекратится только тогда, когда власти будут осторожным путем предоставлять возможность деятелям искусства уезжать за границу на время…

Так что оставалось только ждать. И положиться на удачу.

1921 год. Труппа БДТ во главе с Александром Блоком — первым художественным руководителем театра

* * *

В конце концов жена, конечно, победила.

И на лето отправила Александру Андреевну из Петрограда.

Несколько дней назад, будучи не в состоянии выдержать дальше разлуку с больным сыном, мать приехала на Офицерскую улицу. Когда она пришла, Любовь Дмитриевна не пустила ее в квартиру — долго стояла с ней на лестнице и упросила отложить свидание, уверяя, что волнение плохо отразится на здоровье Саши. Жена Блока действительно считала, что мать убийственно действовала на поэта во время болезни — после свидания с ней ему становилось значительно хуже. И раньше, всякий раз, когда настроение Александры Андреевны бывало подавленным, когда она нервничала, это отражалось на настроении сына, и наоборот. Они неизменно заражали друг друга своей нервозностью. К тому же, по словам Любови Дмитриевны, во время болезни, несмотря на сильную привязанность к матери, Блок не выражал желания видеть ее близ себя, он хотел присутствия одной жены…

Мать поэта подчинилась и уехала.

И вот теперь в ее комнате разместился консилиум, собранный по инициативе лечащего врача.

— Доложите, пожалуйста, все еще раз, коллега, — попросил профессор Троицкий. В неполные пятьдесят лет Петр Васильевич считался подлинным светилом медицинской педагогики и одним из самых популярных практикующих врачей Петрограда.

— Впервые я был приглашен к больному весной 1920 года, по поводу лихорадочного недомогания, — начал рассказывать Александр Георгиевич Пекелис. — Нашел я у него инфлюэнцу с легкими катаральными явлениями, причем тогда же отметил и невроз сердца в средней степени. Процесс закончился, но еще некоторое время продолжались немотивированные колебания температуры тела по вечерам — так называемый «постгриппозный хвост». В мае текущего года я снова увидел господина Блока, он рассказал о своей поездке в Москву и о недомогании там, которое, по его словам, выражалось слабостью, болями в ногах, головной болью и вообще лихорадочным состоянием. Со слов больного, ему пришлось даже обратиться к местному врачу.