Роман с фамилией

– А-а-а-а! – вырвался из меня яростный и бесполезный крик – всё, что я мог сделать.

Драгун заметил меня. Кликнул своих товарищей и медленно поехал в мою сторону, взяв пику на изготовку.

Из оцепенения меня вывел громкий голос дядьки Василя:

– А ну-ка, казак, бегом ко мне! Чего мух ловишь! – Он стоял у тына. В руке – пистоль со взведённым курком.

В несколько мгновений я оказался рядом, поднырнул под жердь и только тогда оглянулся.

Драгун, пришпоривший коня, приближался к нам с пикой наперевес. Его розовощёкое лицо сияло здоровьем и сытостью, усы воинственно топорщились.

До него оставалось не более тридцати шагов, когда дядька Василь выстрелил. С левой руки он стрелял не так хорошо, как с правой. Пуля попала коню в шею.

Конь повалился набок, придавив собой ляха. Ещё мгновение назад такой грозный, он сопел и дёргался под конской тушей, пытаясь выбраться.

На выручку ему уже скакали другие. Медлить было нельзя.

– Мыкола! Беги в мою хату! Оружие там, – приказал дядька Василь и, не оглядываясь, заковылял в сторону двора.

Мы едва успели захлопнуть дверь в хату и задвинуть засов, как появились поляки.

Меня трясло, зуб на зуб не попадал.

Заметив моё состояние, дядька Василь подбодрил:

– Вот тебе и крещение, казак. Не забыл, как самопалы заряжать?

– Помню ещё, – стараясь не стучать зубами, выдавил я.

– Тогда за дело! – как о чём-то вполне обыденном сказал дядька Василь.

Все самопалы и мушкеты мы, как будто зная, что они пригодятся, ещё вчера принесли в хату. Дядька Василь с моей помощью почистил и смазал каждый из них.

Теперь, переходя от окна к окну и наблюдая за поляками, рассыпавшимися по хутору, по-хозяйски входящими в хаты, осматривающими конюшню, сенник и дровяник, дядька Василь, заметно повеселевший, как будто не бой, а пир нам предстоит, успевал мне подсказывать:

– Самопал бери на изготовку. Открой полку. Из сумки достань патрон. Откуси конец. Правильно, вот так! Помнишь, сколько пороху на полку насыпать? Да, совсем немного. Теперь полку закрывай и ставь курок на предохранительный взвод. Ружье поднимай вертикально. Оставшийся порох засыпай в ствол… Да разминай же патрон пальцами, чтобы в нём ни крупинки не осталось… Но осторожно! Патрон поверни пулей к казённику, вкладывай его в ствол. Сделал? А теперь шомполом догоняй пулю до конца. Только не тычь так сильно, чтобы порох не измельчить в порошок, убойная сила будет меньше… Впрочем, нам можно и порошка не бояться – ляхи вот они, как на ладони… Молодец, Мыкола! – похвалил он, беря в руку снаряжённый для стрельбы мушкет. – А вот и гости пожаловали!

Я опасливо глянул в мутноватое оконце: несколько спешившихся драгун зашли к дядьке Василю во двор и направились к хате.

Дрожь уже перестала бить меня – во время зарядки самопала я успокоился, но тут вздрогнул. Чуть поодаль заметил я пана на чалом коне и узнал его. Это был подкормий Немирич, тот, что несколько лет назад убеждал батьку отправить меня учиться к нему в академию: «Так вот кто привёл ляхов сюда!»

– Давай, казак, снаряжай пищали! Некогда глазами моргать! – подстегнул дядька Василь, и я бросился исполнять приказание.

Дядька Василь ударом ствола высадил стекольце, положил мушкет на подоконник и прицелился.

Громыхнул выстрел. Хату заволокло дымом.

Дядька Василь радостно воскликнул:

– Есть один! Вот ужо будет вам, бисовы дети, православных людей мучить, веру нашу истреблять! Это вам за Марию!

Он обернулся ко мне:

– Давай скорее, Мыкола! Швыдче!

Но я уже и сам протягивал ему снаряжённый бандолет.

Снова грохнул выстрел, и опять радостно вскричал дядька Василь:

– А это вам, проклятущие, за Оксаночку нашу, за дивчинку невинную!

Он стрелял снова и снова, при каждом выстреле приговаривая:

– За Сечь Запорожскую! За погибших братов-казаков! Давай, Мыкола, не спи!

Поляки отступили к плетню, залегли за ним и отвечали на выстрелы дядьки Василя беспорядочной пальбой. Одна из выпущенных ими пуль оцарапала дядьке щёку, полилась кровь, но он не обращал на царапину никакого внимания.

Я едва успевал заряжать самопалы.

– Не высовывайся, Мыкола! А то пулю словишь! Пуля не дивчина: поцелует, и конец казаку… – Сам дядька Василь, не пригибаясь и точно забыв о своей хромоте, сновал от оконца к оконцу, стрелял, сыпал в адрес врагов проклятиями, одно заковыристее другого: – Чтоб у вас, собачьи сыны, зенки повылазили, чтоб в гузне у вас потроха перевернулись! Чтобы вам, подохнув на Украйне, лежать безо всякого погребения! Чтобы подлые души ваши лысый дидька в аду жарил на сковороде до второго пришествия! – С каждым метким выстрелом он распалялся всё больше, и глаза у него пылали яростным огнём, точно у ведьмака.

Стрельба со стороны ляхов вдруг прекратилась.

Они выкатили из конюшни воз, накидали охапками сено и, прячась за ним, покатили воз к хате.

– Эко что удумали, чёртовы ляхи, – внезапно посуровел дядька Василь. – Изжарить нас хотят опредь упомянутых чертей!

Он поглядел на меня ласково и вдруг обратился так, как обычно обращался к моему батьке: